Федотов в энциклопедиях
Павел Андреевич — высокоталантливый рисовальщик и живописец, родоначальник юмористического жанра в русской живописи, сын очень бедного чиновника, бывшего воина Екатерининских времен, род. в Москве 22 июня 1815 г. Одиннадцати лет от роду, не получив почти никакой научной подготовки, он был определен в воспитанники 1-го московского кадетского корпуса, в котором не замедлил своими блестящими способностями, успешностью в ученье и образцовым поведением обратить на себя внимание начальства и превзойти всех своих товарищей. В 1830 г. он был сделан унтер-офицером, в 1833 г. произведен в фельдфебели и в 1833 г. окончил курс первым учеником, причем его имя, по заведенному обычаю, внесено на почетную мраморную доску в актовой зале корпуса. Выпущенный прапорщиком в лейб-гвардии Финляндский полк, Ф. переселился в СПб. Здесь, несмотря на соблазны к рассеянной жизни, представляемые столицею, на развлечения в кругу добрых товарищей и на строгие требования тогдашней фронтовой и казарменной службы, он умел находить время для своего любимого занятия — рисования, способность к которому выказалась у него еще раньше и в классных рисунках, и в схожих портретах корпусных однокашников и начальников, и в забавных карикатурах на них, и в чертежах всякого рода, которыми он испещрял свои учебные тетради. Года через три-четыре службы в полку молодой офицер начал посещать вечерние рисовальные классы Академии худож., где, усердно рисуя с гипсовых моделей глаза, носы, уши, "следки" и пр., старался строже изучить формы человеческого тела и сделать свою руку более свободною и послушною передаче видимой природы. С этою же целью дома, в свободные от службы часы, он, сверх рисования придуманных жанровых сцен и подмеченных на улице типов, упражнялся в портретировании своих сослуживцев и знакомых карандашом и акварельными красками. Эти портреты всегда бывали очень похожими, но особенно хорошо изучил Ф. черты лица и фигуру вел. кн. Михаила Павловича, изображения которого, выходившие из-под его кисти, охотно покупались продавцами картин и эстампов. Летом 1837 г. великий князь, возвратившись в СПб. из поездки за границу для леченья, посетил Красносельский лагерь, где обожавшие его гвардейцы встретили его шумною овацией. Пораженный живописностью происшедшей при этом сцены, Ф. уселся за работу и всего в три месяца окончил большую акварельную картину "Встреча великого князя", в которой, кроме портрета его высочества, помещены портреты многих из участников торжества. Картина была представлена великому князю, который пожаловал за нее художнику бриллиантовый перстень. Этою наградою, по словам Ф., "окончательно припечаталось в его душе артистическое самолюбие". Вслед за тем он принялся за другую картину, "Освящение знамен в Зимнем Дворце, обновленном после пожара", но, испытывая большую нужду в средствах к жизни, решился с целью их исходатайствования представить эту картину еще в неоконченном виде великому князю. Последний показал ее своему августейшему брату, результатом чего было высочайшее повеление: "предоставить рисующему офицеру добровольное право оставить службу и посвятить себя живописи с содержанием по 100 руб. ассигн. в месяц". Ф. долго раздумывал, воспользоваться ли ему царскою милостью или нет, но наконец подал прошение об отставке и в 1844 г. был уволен с чином капитана и правом носить военный мундир. Расставшись с эполетами, он очутился в тяжелых жизненных условиях — в еще худших, чем те, при которых ему, сыну недостаточных родителей, приходилось существовать, служа в гвардии. На скудную пенсию, пожалованную государем, надо было содержать самого себя, помогать отцовскому семейству, впавшему в большую нужду, нанимать натурщиков, приобретать материалы и пособия для художественных работ; но любовь к искусству поддерживала в Ф. бодрость и помогала ему бороться с трудными обстоятельствами и настойчиво идти к намеченной цели — сделаться настоящим художником. В первое время по выходе в отставку он избрал было для себя специальностью баталическую живопись как такую отрасль искусства, в которой уже успешно пробовал свои силы и которая в Николаевскую эпоху сулила почет и материальное обеспечение. Поселившись в бедной квартире "от жильцов" в одной из дальних линий Васильевского острова, отказывая себе в малейшем комфорте, довольствуясь 15-копеечным обедом из кухмистерской, подчас терпя голод и холод, он еще усерднее прежнего принялся упражняться в рисовании и писании этюдов с натуры как дома, так и в академических классах и, дабы расширить круг своих баталических сюжетов, ограничивавшийся дотоле пехотою, стал изучать скелет и мускулатуру лошади, под руководством проф. А. Заурвейда. Из произведений, задуманных Ф. в эту пору, но оставшихся только проектированными в эскизах, замечательнейшими, по отзыву его друзей, были "Французские мародеры в русской деревне, в 1812 г.", "Переход егерей вброд через реку на маневрах", "Вечерние увеселения в казармах по случаю полкового праздника" и несколько композиций на тему "Казарменная жизнь", сочиненных под влиянием Гогарта. Однако живопись военных сцен не была истинным призванием нашего художника: остроумие, тонкая наблюдательность, умение подмечать типичные черты людей разных сословий, знание обстановки их жизни, способность схватывать характер человека — все эти свойства талантливости, ярко выказывавшиеся в рисунках Ф., указывали, что ему следует быть не баталистом, а жанристом. Но он не сознавал этого, компонуя бытовые сцены, так сказать, между делом, для собственного развлечения и для забавы приятелей. Так продолжалось до тех пор, пока письмо баснописца Крылова не открыло ему глаза. Гениальный старец, видевший некоторые из работ Ф., убеждал его бросить солдатиков и лошадок и заняться исключительно жанром. Послушавшись этого совета, художник почти безвыходно заперся в своей мастерской, удвоил свой труд по изучению приемов живописи масляными красками и, овладев ими в достаточной степени, к весне 1848 г. написал одну за другой по имевшимся уже в его альбоме наброскам две картины: "Свежий кавалер", или "Утро чиновника, получившего первый крест", и "Разборчивая невеста". Будучи показаны К. Брюллову, всесильному тогда в Академии художеств, они привели его в восхищение; благодаря ему, а еще больше своим достоинствам, они доставили Ф. от Академии звание назначенного в академики, позволение обратить в программу на академика уже начатую им картину "Сватовство майора" и денежное пособие для ее исполнения. Картина эта была готова к академической выставке 1849 г., на которой и явилась вместе со "Свежим кавалером" и "Разборчивою невестою". Совет Академии единогласно признал художника академиком, когда же двери выставки отворились для публики, имя Ф. сделалось известно всей столице и из нее прозвучало по всей России. Во все продолжение выставки толпа зрителей толкалась и жалась перед этими произведениями; всякому хотелось вдоволь налюбоваться невиданными дотоле в русской живописи изображениями, целиком выхваченными из жизни, полными мысли и здорового юмора, написанными с крайнею добросовестностью, понятными для всех и каждого; в кругу художников на нового академика стали смотреть как на честь и гордость русской школы; газеты и журналы затрубили ему восторженную хвалу; повсюду, от аристократической гостиной и до каморки рыночного торговца, только и было толков, что о работах новоявленного жанриста. Популярности Ф. немало способствовало то обстоятельство, что почти одновременно со "Сватовством майора" стало известно стихотворное объяснение этой картины, сочиненное самим художником и распространившееся в рукописных копиях. По его поводу надо заметить, что Ф. с юных лет любил упражняться в поэзии и что рисование и живопись перемежались у него беседою с музою: большинство художественных идей, выраженных его карандашом или кистью, потом выливались под его пером в рифмованные строки, и наоборот, та или другая тема, сначала давшая Ф. содержание для стихотворения, впоследствии делалась сюжетом его рисунка или картины. Кроме того, он сочинял басни, элегии, альбомные пьесы, романсы, которые сам перелагал на музыку, и, в пору своего офицерства, солдатские песни. Поэзия Ф. гораздо ниже созданий его карандаша и кисти, однако и ей присущи те же достоинства, какими отмечены они, но в десять раз больше. Впрочем, Ф. не придавал большого значения своим стихам и не пускался с ними в печать, позволяя их списывать только приятелям и близким знакомым. И те, и другие по справедливости считали объяснение к "Сватовству майора" самым удачным произведением Федотовской поэзии и охотно сообщали его всем и каждому. Академическая выставка 1848 г. доставили Ф., сверх почета и известности, некоторое улучшение материальных средств: в дополнение к пенсии, получаемой из государственного казначейства, повелено было отпускать ему по 300 руб. в год из суммы, ассигнуемой Кабинетом Его Величества на поощрение достойных художников. Это было сколь нельзя более кстати, так как обстоятельства родных Ф. в это время ухудшились и он должен был усиленно тратиться на них. С целью повидаться со своими и устроить отцовские дела он вскоре по окончании выставки отправился в Москву. Москвичи встретили земляка со свойственным им радушием. Из его картин, красовавшихся на петербургской выставке, и из нескольких рисунков сепией была устроена выставка, приведшая местную публику в такой же, если еще не в больший восторг, как и петербургскую. Ф. вернулся из Москвы довольным ею, здоровым, полным радужных надежд и немедленно уселся снова за работу. Теперь ему хотелось внести в свое творчество, направленное перед тем к обличению пошлых и темных сторон русской жизни, новый элемент — истолкование явлений светлых и отрадных. На первый раз он задумал представить образ привлекательной женщины, постигнутой великим несчастьем, потерею любимого мужа, и в 1851—52 гг. написал картину "Вдовушка", а затем принялся за композицию "Возвращение институтки в родительский дом", вскоре им брошенную и замененную другим сюжетом: "Приезд государя в патриотический институт", оставшимся также разработанным только наполовину. Но, несмотря на успех своих первых картин, Ф. все более и более убеждался, что ему недостает серьезной подготовки для того, чтобы передавать полотну свои идеи быстро и свободно, что в его возрасте для покорения себе художественной техники надо трудиться настойчиво, тратя бездну времени и пользуясь хоть некоторым достатком. На получаемые пенсию и пособие едва можно было иметь кров и прокармливаться, а между тем из них же следовало покупать художественные материалы, нанимать натуру и высылать в Москву пособие родным, впавшим, при всем попечении о них художника, в полную нищету. Приходилось, отложив в сторону новозатеянные композиции на неопределенный срок, добывать деньги менее серьезными работами — писанием дешевеньких портретов и копированием своих прежних произведений. Заботы и разочарование вместе с постоянным напряжением ума и воображения и с беспрерывным занятием руки и глаз, особенно при работе в вечернюю и ночную пору, оказали разрушительное влияние на здоровье Ф.: он стал страдать болезнью и слабостью зрения, приливами крови к мозгу, частыми головными болями, состарился не по летам, и в самом его характере происходила все более и более заметная перемена: веселость и общительность сменились в нем задумчивостью и молчаливостью. Наконец болезненное состояние Ф. перешло в полное умопомешательство. Друзья и академическое начальство поместили его в одну из частных петербургских лечебниц для душевностраждущих, а государь пожаловал на его содержание в этом заведении 500 руб., повелев прилагать всевозможные старания к исцелению несчастного. Но недуг шел вперед неудержимыми шагами. Вскоре Ф. попал в разряд беспокойных. Ввиду плохого ухода за ним в лечебнице приятели выхлопотали перевод его осенью 1852 г. в больницу Всех скорбящих, что на Петергофском шоссе. Здесь он промучился недолго и ум. 14 ноября того же года, прейдя в рассудок недели за две до своей кончины. — Довольно бросить беглый взгляд на совокупность произведений этого замечательного художника, чтобы распознать в них два направления, не представляющих, однако, резкого перехода от одного в другое. Работы, относящиеся к первому направлению, ограничиваются рисунками и эскизными набросками. Они сильно отзываются влиянием Гогарта. В них Ф., еще плохо владея рисунком, не столько добивается точного воспроизведения действительности, сколько успевает рельефно выставлять напоказ общечеловеческие слабости и недостатки и осмеивать пошлые или темные стороны современных ему русских нравов. Сочинение этих произведений отличается сложностью и запутанностью; их основная идея, так сказать, подчеркивается прибавкою к выражающей ее главной сцене побочных эпизодов; художник не скупится на аксессуары, могущие усилить вразумительность сюжета, и иногда совершенно загромождает ими свою композицию; движение человеческих фигур хотя и характерно, но угловато и утрированно; то же самое надо сказать и о лицах, которых тип и экспрессия переходят в гримасу. Словом, преобладающий элемент этих работ — карикатура. Но по мере того, как Ф. все более и более покорял себе трудности рисунка и осваивался с приемами живописи, характер его произведений изменялся, делаясь менее изысканным. При этом типичность изображаемых фигур, осмысленность их движений и экспрессивность лиц не только не ослабевали, но и возрастали вследствие того, что художник все сильнее и сильнее укреплялся в привычке работать с натуры, не навязывая ей форм и выражения, представлявшихся его фантазии, но подыскивая в реальном мире то, что соответствовало этим представлениям; нагроможденность композиции, уяснение ее посредством разных мелочей постепенно сменялись простотой и естественностью; самая идея, ложившаяся в основу композиции, становилась все более и более серьезной и близкой к жизни. Стремясь идти в этом направлении и преодолевая затруднения, которые возникали перед ним почти на каждом шагу в недостаточно покорной технике, Ф. благодаря своему острому уму, редкой наблюдательности и упорному трудолюбию достиг блестящих результатов; но они, без всякого сомнения, были бы еще более поразительны, если бы судьба обставила его жизнь лучшими условиями и не пресекла ее столь жестоко и преждевременно. Тем не менее, и сделанного им достаточно для того, чтобы его имя осталось навеки одним из самых славных имен в истории русского искусства. Он открыл новую, еще никем до него не тронутую в нашей живописи жилу национальности и сатиры, первый из всех художников показал пример удачной ее разработки и оставил ее в наследство возникшим после него талантам. Не явись Ф. — русская живопись, быть может, еще долго не обратилась бы от школьных, измышленных, чуждых общественного интереса задач к правдивому воспроизведению отечественного быта с его недостатками и светлыми сторонами. Ср. монографию А. И. Сомова "Павел Андреевич Ф." (отдельный оттиск из журнала "Пчела" за 1878 г.) и альбом Ф. И. Булгакова "П. А. Ф. и его произведения" (СПб., 1893). В обеих изданиях помещен список всех известных работ Ф.; в первом, кроме того, перечень печатных материалов для биографии этого художника, а во втором — большое количество фототипических снимков с его картин и рисунков.
А. С—в.
I
Федо́тов
Григорий Иванович [11(24).4.1916, поселок Глухово, ныне Ногинского района Московской области, – 8.12.1957, Москва], советский спортсмен-футболист, заслуженный мастер спорта (1940), тренер, офицер Советской Армии. В конце 30-х–40-х гг. один из лучших футболистов Европы, с именем которого связано становление сов. школы футбола. Чемпион СССР в 1946–48 (в составе команды ЦСКА). В 1964 ЦСКА учрежден переходящий приз им. Ф. для самой результативной (забившей наибольшее количество мячей) команды очередного чемпионата СССР по футболу. Именем Ф. назван символический футбольный клуб, в который зачисляются нападающие команд высшей лиги, забившие в первенствах СССР свыше 100 голов. Награжден двумя орденами, а также медалями.
Соч.: Записки футболиста, [М.], 1952.
Лит.: Ланщиков А., Рыцарь зелёного поля, в сборнике: Спортсмены, М., 1973.
Павел Андреевич [22.6(4.7).1815, Москва, – 14(26).11.1852, Петербург], русский живописец и график, родоначальник критического реализма в рус. изобразительном искусстве. Учился в 1-м Московском кадетском корпусе, служил в Финляндском полку в Петербурге. Будучи офицером и после выхода в отставку (1844) посещал рисовальные классы АХ (1834–45). Учился у А. И. Зауервейда в батальной мастерской, пользовался советами К. П. Брюллова. К первому периоду творчества (до середины 1840-х гг.) Ф. относятся карандашные зарисовки, карикатуры, акварельные батальные сцены, портреты, ряд композиций (сепия, 1844–46), в которых, прибегая к сатире, обличая нравы, сочувствуя обездоленным, Ф. впервые сформулировал программу критического реализма. В зрелый период творчества (до конца 1840-х гг.) Ф. перешёл к работе масляными красками, создал серию картин («Свежий кавалер», 1846, «Разборчивая невеста», 1847, «Сватовство майора», 1848, все – Третьяковская галерея, Москва), в которых приходит к новой системе развёртывания сюжета, обогащенного конфликтом и временным единством действия, отказывается от карикатурности, соединяет критический пафос с поэтическим представлением о мире, добивается гармонической композиции, чистоты красок, отделанности деталей. Используя традиции народного творчества, Ф. сочинял стихи на сюжеты своих картин и читал их в раёшном духе на выставках. Лучшие живописные портреты Ф. – небольшие по размерам, представляющие модель в интимной обстановке, отмечены живописным единством («Е. Г. Флуг», около 1850, «Н. П. Жданович», 1849, оба – Русский музей, Ленинград). В рисунках Ф. достигает линейного и ритмического совершенства, продолжая работать над серией графических листов нравственно-критического содержания. В конце 1840-х гг. к Ф. пришли признание и слава, оказавшиеся кратковременными. Причастный к делу петрашевцев (См. Петрашевцы), гонимый цензурой и прессой, обречённый на нищенское существование, он оказался в бедственном положении. Поздний период жизни и творчества Ф. (1850–52) отмечен чертами трагизма, обострённого тяжёлой психической болезнью. Отказываясь от сатиры, Ф. создаёт образы, проникнутые сочувствием к человеку, новым пониманием живописных и графических проблем («Вдовушка», 1851–52, «Анкор, ещё анкор!», 1851–52, обе – Третьяковская галерея, «Игроки», 1852, Киевский государственный музей русского искусства). Незначительный факт, положенный в основу сюжета, вырастает в обобщённый образ почти символического характера, передавая безысходность человеческой жизни в условиях николаевского режима. Используя контрасты светотени, разрушая локальную живописную систему, Ф. обретает живописное единство, эквивалентное образной идее. Творческое наследие Ф. сыграло видную роль в развитии русской живописи 2-й половины 19 в.
Лит.: Дружинин А., Воспоминание о русском художнике П. А. Федотове, «Современник», 1853, №2; Лещинский Я. Д., П. А. Федотов – художник и поэт, Л. – М., 1946; Леонтьева Г. К., П. А. Федотов. Основные проблемы творчества, Л. – М., 1962; Сарабьянов Д. В., П. А. Федотов, [М., 1969]; его же, П. А. Федотов и русская художественная культура 40-х годов XIX века, М., 1973.
В. Сарабьянов.
П. А. Федотов. Этюд к картине «Игроки». 1851—52. Итальянский карандаш, мел. Русский музей. Ленинград.
Федотов П. А. «Кухарка с блюдом в руках». 1848. Рисунок. Русский музей, Ленинград.
Федотов П. А. «Молодой человек с бутербродом». 1849. Рисунок. Третьяковская галерея, Москва.
Федотов П. А. «Вдовушка». 1851—52 Русский музей, Ленинград.
Федотов П. А. «Игроки». 1852. Киевский государственный музей русского искусства.
Федотов П. А. «Сватовство майора». 1848. Фрагмент. Третьяковская галерея, Москва.
Федотов П. А. «Разборчивая невеса». 1847. Фрагмент. Третьяковская галерея, Москва.
Федотов П. А. «Магазин». 1844. Сепия. Третьяковская галерея, Москва.
Федотов П. А. «Кончина Фиделки». 1844. Сепия. Русский музей, Ленинград.
Федотов П. А. «Крестины». 1847. Тушь. Третьяковская галерея, Москва.
Федотов П. А. «Свежий кавалер». 1846. Третьяковская галерея, Москва.
П. А. Федотов. «Анкор, ещё анкор!». 1851—52. Третьяковская галерея. Москва.
П. А. Федотов.
Сергей Александрович (р. 19.3.1931, Ленинград), советский геофизик, член-корреспондент АН СССР (1970). В 1953 окончил МГУ. В 1957–71 работал в институте физики Земли АН СССР им. О. Ю. Шмидта. С 1971 директор института вулканологии Дальневосточного научного центра АН СССР, вице-президент Международной ассоциации вулканологии и химии недр Земли (1975). Основные труды по изучению глубинного строения и сейсмичности Земли, свойств мантии, механизма глубинной магматической и вулканической деятельности, долгосрочному сейсмическому прогнозу. Награжден орденом Октябрьской Революции.
Соч.: О сейсмическом цикле, возможности количественного сейсмического районирования и долгосрочном сейсмическом прогнозе, в кн.: Сейсмическое районирование СССР, М., 1968; О связи вулканов с тихоокеанским фокальным слоем, механизме подъёма магм и возможном положении мантийных областей питания вулканов, в кн.: Геодинамика, магмообразование и вулканизм, Петропавловск-Камчатский, 1974.
ФЕДОТОВ Павел Андреевич (1815 - 52), российский живописец и рисовальщик. Ввел в бытовой жанр драматическую сюжетную коллизию ("Разборчивая невеста", 1847). Изобличение социально-нравственных пороков сочетал с поэтическим восприятием обыденной жизни ("Сватовство майора", 1848), в поздних работах - с острым чувством одиночества и обреченности человека ("Анкор, еще анкор!", 1851 - 52).
ФЕДОТОВ Григорий Иванович (1916 - 57), нападающий команды ЦДКА (1938 - 1949), чемпион СССР (1946, 1947, 1948), обладатель Кубка СССР (1945, 1948). Первый футболист в СССР, забивший 100 голов в чемпионатах страны. В 1958 учрежден приз имени Федотова для самой результативной команды чемпионата СССР по футболу (с 1992 - чемпионата России).
Георгий Петрович (1 октября 1886 – 1 сентября 1951) – рус. религ. мыслитель, философ культуры, историк и публицист. В 1904–06 участвовал в революц. с.-д. движении. Окончил Петербургский ун-т, специализировался по истории ср. веков (ученик И. В. Гревса). Приват-доцент Петербургского ун-та (1914–18), проф. Саратовского ун-та (1920–22). С 1925 – за рубежом; проф. Богословского ин-та в Париже (1926–40) и Православной академии в Нью-Йорке (1943–51). Сотрудничал в журн. "Совр. записки", "Путь", "Числа" и др. Совместно с Б. Скобцевой, И. И. Бунаковым-Фондаминским и Ф. Степуном основал журн. "Новый Град" (Париж, 1931–39), в к-ром развивал идеи христ. гуманизма, защищал человеч. душу и душевность (ср. славянофилы и Юркевич) от экспансии фашизированного, военно-спортивного, волевого, технически ориентированного типа с комплексом власти. С позиций, близких к христ. социализму, Ф. выдвигал замысел будущего об-ва ("Нового Града"), к-рое человечество должно построить заново, но из "старых камней". Свой "Новый Град" Ф. противопоставлял как идее механического, никогда не завершающегося прогресса, так и тому типу эсхатологии, к-рый безразличен к человеч. культ. творчеству.
Многочисл. статьи Ф. посвящены в осн. выявлению специфики рус. истории, ее движущих сил. Ф. стремился к синтезу западничества (чаадаевского стиля) и славянофильства, к слиянию общечеловеческих и нац. начал (см. ст. о Пушкине "Певец империи и свободы" в журн. "Совр. записки", 1937, No 63). Определ. специфику рус. истории Ф. связывает с культ. непереработанностью в ней славянско-языческих, дохрист. пластов родового или космич. сознания, что объясняется, по Ф., отсутствием напряж. взаимодействия между этими пластами и элитой – носительницей классического культ. наследства. Многовек. поиски своего лица и особого места между Востоком и Западом осложнены монг. завоеванием и ориентализацией страны в моск. период, с т. зр. Ф., самый застойный и душный в рус. истории. К этому времени, согласно Ф., сложилось два полярных типа рус. сознания. Преобладающий – тип "моск. служилого человека", в к-ром вкорененность в родную почву, спокойная сила соединялась с бездуховностью и слабостью личного начала. Ему противостоял "максималистский" тип беспочвенной духовности, находивший выход в религ. сектантстве, странничестве, разгуле, казацкой вольнице и т.д. (ст. "Письма о рус. культуре. I – Рус. человек", в журн. "Рус. записки", 1938, No 3). В императорский период (наиб. творческий и динамичный) новый тип "рус. европейца" осуществлял трудное дело культ. строительства в стране, к-рую сверху пытались заморозить, а снизу превратить "в костер" (сб. "Новый Град", Нью-Йорк, 1952, с. 79). Развивая идею об "универсализме" рус. культуры этого периода (восходящую через Достоевского к Soireés de St. Petersbourg Ж. де Местра), Φ. утверждал, что европ. культура как целое ярче проявилась "на берегах Невы, чем на берегах Сены, Темзы или Шпрее" (там же, с. 77). Императорская Россия создала специфически русский тип "интеллигенции" – поздний аналог максималистского нац. типа, в к-ром идейность, рационалистич. этицизм соединялись с "пламенной беспочвенностью". В посл. годы Ф. работал над большим трудом по истории рус. духовной культуры (доведенном до 15 в.), где он выявляет ее глубокое своеобразие [опубл. посм. на англ. яз. – "The Russian religions mind", v. 1–2, Camb. (Mass.), 1966].
В духе идей "Бесов" Достоевского, развитых представителями веховства и затем рус. эмиграцией (Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, Ф. А. Степун, П. Б. Струве и др.), Ф. рассматривал рус. революц. движение и большевизм как выражение безрелигиозного эсхатологич. сознания, воспринявшего методы "нечаевщины"; Ф. выступает, т.о., как идейный противник Οкт. революции и социалистич. строительства в СССР.
Соч.: Абеляр, П., 1924; Св. Филипп, митрополит Московский, Париж, 1928; И есть и будет, Париж, 1932; Социальное значение христианства, Париж, 1933; Стихи духовные. Рус. нар. вера по духовным стихам, Париж, 1935; Новый Град. Сб. ст., Нью-Йорк, 1952; Христианин в революции, Сб. ст., Париж, 1957; Святые др. Руси (10–17 вв.), Нью-Йорк, 1959; Лицо России, Сб. ст., Париж, 1967.
М. Вольфкович, Д. Ляликов. Москва.
ФЕДОТОВ Георгий Петрович (1886-1951) - русский мыслитель, философ, историк, публицист, профессор по кафедре истории средних веков в Саратовском университете (1920). Эмигрировал из Советской России во Францию (1925), автор более 300 публикаций по общественным проблемам (в том числе книг «Абеляр» (1925), «Святые Древней Руси (X-XVII столетий) « (1931), «И есть, и будет. Размышления о России и революции» (1932), «The Russian Religious Mind» (1946) В 1988 году в Париже вышло собрание статей Ф. в 6-ти томах. Творчество Ф. сыграло значимую роль в осмыслении вопросов назначения и места России в истории, соотношения революции и человеческих судеб, гибели и возрождения культуры. Связав себя с социал-демократическим движением уже в год окончания гимназии (1904), Ф. прошел в дальнейшем длительную духовную эволюцию, связанную с «личным переживанием Христа»: свобода человека, гуманизм и живое еван гельское чувство Христа стали характернейшими чертами Ф. - социального мыслителя. Участвуя после февраля и октября 1917 в деятельности немногочисленного интеллектуального кружка почти забытого в СССР и посткоммунистической России свободного философа Мейера, Ф. все более склонялся к ориентации не столько на религиозную философию или чистое богословие, сколько на «богословие социальное или даже социологическое». Философским камертоном социологического творчества Ф. явилось понятие «молчание». Молчание творческое, молчание как прислушивание, чувствительность к тону российской истории, позволившие Ф. дешифровать общественно-политические события революций 1917 и гражданской войны как трагичные полифонические мелодии эволюции православной культуры. Для Ф. человек выступает как судьбоносец культуры: смысл мировой истории, судьбы культуры в истории и как следствие - облик человека в культуре - предельная формула социолого-фило-софского мировоззрения Ф. Но во всех социологически ориентированных, жизненно соразмерных моделях Ф. присутствует универсальная точка отсчета - Россия как непреходящий предмет научного творчества, оцененная Ф. как стремящаяся достичь «западных целей» - «восточными средствами». Отличительной особенностью социологии Ф. явилась тотальная критика русской идеологии: народников и марксистов, реакционеров и антибольшевиков-демократов, чаяний народа и интеллигенции. С точки зрения Ф., вся история России представляет собой процесс принципиального преодоления ее лучшими умами «апокалипсического соблазна» в видении перспектив развития. Ни концепция бесконечного прогресса секуляризированной Европы в духе общественной мысли Нового времени, ни идея о фатальности гибели «потусторонней» для Запада цивилизации русской православной религиозности не были созвучны мировосприятию Ф. Эсхатологичность социально-философского и социологического творчества Ф. не результировалась в экстремальных, пессимистических прогнозах конца истории и культуры. Постулируя в начале 30-х цель построения в Европе и России «Нового Града», способного отказаться от трагичного в неизбывности своем стремления континента к военной катастрофе, Ф. обращал особое внимание на решение «социальных вопросов». Трудовой социализм, свобода личности вопреки догматам фашизма и коммунизма, христианство, русский патриотизм - вот те идеалы, которые Ф. считал главными в любых проектах общественных трансформаций. Именно через парадигму этих ценностей культуры призывает Ф. создавать целостный облик истории российского государства, целостную социальную модель его общественной эволюции. Осуществляя анализ истории русской интеллигенции, Ф. утверждал, что пройдя целый век с царем против народа, она некоторое время противостояла и народу и царю (1825-1881) и, наконец, поддержала народ против царя (1905-1917). Для Ф. интеллигенция - не столько носитель и генератор новых идей, сколько определенный общественный слой с его конкретными бытовыми черт ами. Для Ф. антигосударственность интеллигенции сопряжена с ее антинациональными ориентациями. Патриотические круги дворянства и армии в принципе не могли, по Ф., разделить такие идеи, а поэтому интеллигенция искала и нашла на собственную погибель себе сообщников в среде рабочих, крестьян и (что самое печальное) в слоях люмпен-пролетариата России. «Сталинократия» и ее торжество, по мнению Ф., вовсе не отменяют эту тенденцию, они лишь корректируют ее. Этот трагичный выбор - будущий крест государства российского, от разрешения этой дилеммы зависит его будущее В социально-философском творчестве Ф. был обозначен ряд таких проблем эволюции советского и постсоветского общества, которые, очевидно, не имеют простых решений даже в конце 20 столетия.