«злодеяние»

1. злодея́ние;
2. злодея́ния;
3. злодея́ния;
4. злодея́ний;
5. злодея́нию;
6. злодея́ниям;
7. злодея́ние;
8. злодея́ния;
9. злодея́нием;
10. злодея́ниями;
11. злодея́нии;
12. злодея́ниях.

ЗЛОДЕЯ́НИЕ, -я, ср. (высок.). Тяжкое преступление. Чудовищное з.

-я, ср.

Злодейский поступок, преступление.

Каждый день совершались самые отвратительные злодеяния: предательства, доносы, пытки, казни, игры гладиаторов, истязания рабов. Писарев, Идеализм Платона.

ЗЛОДЕЯ́НИЕ, злодеяния, ср. (книжн. устар.). То же, что злодейство во 2 знач. «Весь город был свидетель злодеянья.» Пушкин.

ср.

Причинение зла, вреда кому-либо; тяжёлое преступление.

= злодейство кровавые злодеянияс. crime, evil deed.

с

см.злодейство

злодеяние с см. злодейство

с.

crime m, forfait m

чудовищное злодеяние — crime monstrueux

с.

crimen m, fechoría f

с. высок.

delitto m, misfatto m

чудовищное злодеяние — crimine mostruoso

罪行

ЗЛОДЕЯ́НИЕ,ЗЛОДЕЯ́НЬЕ, -я; ср. Высок. = Злоде́йство. Чудовищное з. Участник тяжкого злодеяния. Ненавидеть врагов за их злодеяния.

ЖИДОМОР

Слово жидомор характерно для вульгарно-бытового просторечия. Оно обозначает бездушного скупца, страшного скрягу. В русском литературном языке оно известно с XVIII в. В словарях Академии Российской это слово указано без всякой стилистической пометы. Следовательно, оно признается в XVIII в. общеразговорным. Так, в «Словаре Академии Российской» 1806—1822 гг. читаем: «Жидомор, а, с. м. Жидоморка, ки, с. ж. Скупец, скряга, лихоимец» (ч. 2, с. 450).

Трудно сомневаться в том, что это слово — чисто народного, русского происхождения. Оно широко известно в народных крестьянских говорах как севера и средней полосы, так и юга России (см. сл. Грота — Шахматова, т. 2, с. 483). Здесь отмечен вариант этого слова — жидомора в говорах псковских и калининских (ср. там же жидоморина). Ср. также глагол жидоморничать. В народной поэзии слово жидомор могло подвергаться каламбурному переосмыслению на основе глагола ждать:

Ты сиди, муж, дома,

Жди жидомора, —

Лапти плети,

Пшеницу суши...

.................

Прилетал жидомор...

(Шейн1898, с. 270).

Таким образом, слово жидомор, несомненно, возникло не позднее, а, возможно, гораздо раньше XVIII в. Оно распространено во всех великорусских говорах. Его употребление не сокращается в русском литературном языке XIX в. Оно отмечено в «Мертвых душах» Гоголя (в речи Ноздрева), у Тургенева (в повести «Несчастная»), у Писемского (напр., в драме «Самоуправцы») и у других писателей.

За все время литературной жизни этого слова— в течение XVIII и XIX вв. — никаких существенных изменений в его экспрессивной окраске не наблюдается. Не ясно, как понимать соотношение составных элементов в структуре этого слова: жидомор, т. е. `моритель жидов' (ср. мухомор), или `такой же моритель, как жид' т. е. `моритель, подобный жиду, страшный скряга' (в этом случае жидо- должно быть признано экспрессивно-усилительным словоэлементом).

Д. Никольский видел в слове жидомор народно-этимологическую перелицовку старинного жадомор⁷².

Для уяснения условий и времени образования этого слова необходимо остановиться коротко на истории слова жид. Известно, что это слово, представляющее собою романскую перелицовку греч. 〨ουδαĩoѕ — иудей, встречается уже в древнейших славянских текстах. Оно свойственно всем западнославянским языкам, из южнославянских — сербскому и словенскому. Отрицательная экспрессивная окраска, облекающая слово жид, образовалась не ранее XVI — XVII в. Н. Переферкович, посвятивший истории этого слова специальную статью, пишет: «Хотя обозначение жид более фамильярно, нежели иудей, но оскорбительного оттенка в древнейших славянских памятниках за ним не замечается... Что касается светских памятников письменности — летописей, уставов, даже официальных грамот и актов, то они почти не знают другого обозначения, как жид, и даже сами евреи именуют себя в них не иначе как жидами. (Еще в XVI в. у Иоанникия Галятовского в ”Мессии Праведном“ еврей неоднократно говорит: ”наша синагога жидовская“», ”рабин жидовский“, ”наши жидове“)»⁷³.

«Правда, встречается жид и как бранное слово, употребляемое по адресу даже не евреев, но степень присущей этому слову оскорбительности не превышает того презрения, с которым человек ”православный“ всегда говорил о ”бессерменах“, ”латинянах“ или ”еретиках“. Например, в Летописи: ”И рече Кузмище Амбалу Ключнику: о еретиче!.. помнишь ли, жидовине, въ которыхъ портѣхъ пришелъ бяшеть?“ (ПСРЛ, II, 114). В общем же, ни Русь Киевская, поглотившая хазарское царство, ни Русь Новгородская, знавшая евреев по торговым сношениям, не видели в слове жид ничего оскорбительного: оскорбительный оттенок сложился в Руси Московской, евреев не знавшей и относившейся к ним (как и к другим иностранцам и иноверцам) с крайней подозрительностью» (там же, с. 270—271). Ср. ответ великого князя (Иоанна Васильевича. — Ред.) польскому королю Сигизмунду Августу в 1550 г. : «Жидамъ ѣздити въ Россiю съ торгами непригоже, для того что оть нихъ многiя лиха дѣлаются...» (Чтения Моск. Общ. ист. и древн., 1860, кн. 4, с. 78).

Однако, по мнению Н. Переферковича, оскорбительное значение слова жид вполне определилось лишь в царствование Елизаветы Петровны, т. е. около середины XVIII в. (ср. язык официальных документов второй половины XVIII в., в которых слово жид не употребляется⁷⁴). Но в народных говорах, как признает и Н. Переферкович, отрицательная экспрессивная окраска этого слова определилась гораздо раньше. Подобно тому, как в Западной Европе Juif или Jew является метафорой для ростовщика, так в народном русском языке слово жид (с синонимом жидомор) связывается, главным образом, с понятием скупости и нечистоплотности, хотя оно не обижено и другими качествами... (там же, с. 273). Ср. У Гоголя: «Чичиков богат, как жид»; у Белинского: «Я жид по натуре».

Статья ранее не публиковалась. Печатается по рукописи, сохранившейся в архиве на 5 листках разного формата. — В. Л.

Злодей, злодейство, злодеяние. [...] в стиле Карамзина основные общественные понятия, а следовательно, и выражающие их слова и термины повернуты в сторону этики и психологии, а не социологии. И в этом резкое качественное отличие стиля прекраснодушного моралиста Карамзина от стиля революционера-борца Радищева. Так у Радищева [в «Путешествии из Петербурга в Москву» (1790, с. 18)] слово злодей, хотя и не выходит за пределы общих своих значений (в словаре АР, 2, 877: 1) Враг, недруг, сопостат; 2) Законопреступник, человек, подверженный тяжким порокам), иногда получает яркую общественно-политическую окраску, например «Член общества становится только тогда известен правительству его охраняющему, когда нарушает союз общественный, когда становится злодей!» Ср. также: «С презрением взирал, что для освобождения действительного злодея, и вредного обществу члена... начальник мой, будучи не в силах меня преклонить на беззаконное очищение злодейства или на обвинение невинности, преклонял к нему моих сочленов» (там же, с. 122). В оде «Вольность»:

Злодей злодеев всех лютейший...

Ты все совокупил злодеяния и жало

Свое в меня устремил...

Умри, умри же ты сто крат.

Народ вещал...

(там же, с. 366).

Напротив, в стиле исповеди Карамзина, в стиле «Записок одного молодого Россиянина», злодей — это `преступник вообще, свершитель, производитель зла, слуга порока'. «Злодей не сделался бы злодеем, есть ли бы он знал начало и конец злого пути, все приметы сердечного развращения, все постепенности оного, разрождение пороков и ужасную пропасть, в которую они влекут преступника». Карамзин употребляет слова злодеяние и злодейство как синонимы. Корни злодейства, по мнению Карамзина, не в условиях общественной жизни, а в «сердечном развращении», в душе. «Содрогается душа наша при виде злодейств или картины оных; тогда мы чувствуем живейшее отвращение от зла». Поэтому осуждается Карамзиным мысль, что «историю ужасных злодеяний надобно скрывать от людей.., кто так думает, тот не знает сердца человеческого».

(Виноградов. Проблема авторства, с. 308—309).