Словарь форм слова

    1. крамо́льник;
    2. крамо́льники;
    3. крамо́льника;
    4. крамо́льников;
    5. крамо́льнику;
    6. крамо́льникам;
    7. крамо́льника;
    8. крамо́льников;
    9. крамо́льником;
    10. крамо́льниками;
    11. крамо́льнике;
    12. крамо́льниках.
  1. Источник: Полная акцентуированная парадигма по А. А. Зализняку»



  2. Толковый словарь Ожегова

    КРАМО́ЛЬНИК, -а, муж. (устар.). Заговорщик, бунтовщик, а также вообще человек, к-рый выступает против власти, законов.

    | прил. крамольнический, -ая, -ое.

  3. Источник: Толковый словарь Ожегова. С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова. 1949-1992.



  4. Малый академический словарь

    , м. устар.

    Тот, кто занимается крамолой; мятежник, бунтовщик.

  5. Источник: Малый академический словарь. — М.: Институт русского языка Академии наук СССР. Евгеньева А. П.. 1957—1984.



  6. Толковый словарь Ушакова

    КРАМО́ЛЬНИК, крамольника, муж. (дорев. офиц. ритор.). Революционер, мятежник.

  7. Источник: Толковый словарь Ушакова. Д.Н. Ушаков. 1935-1940.



  8. Толковый словарь Ефремовой

    м. разг.

    Тот, кто занимается крамолой.

  9. Источник: Толковый словарь Ефремовой. Т. Ф. Ефремова. 2000.



  10. Большой французско-русский и русско-французский словарь

    м. уст.

    factieux m, séditieux m

  11. Источник: Большой французско-русский и русско-французский словарь



  12. Большой испано-русский и русско-испанский словарь

    м. уст.

    faccioso m, sedicioso m

  13. Источник: Большой испано-русский и русско-испанский словарь



  14. Энциклопедический словарь

    КРАМО́ЛЬНИК -а; м.

    1. Устар. Тот, кто занимается крамолой (1 зн.); мятежник, бунтовщик.

    2. Человек, который выступает против власти, существующих порядков.

    Крамо́льнический, -ая, -ое. К-ие настроения. К-ие действия.

  15. Источник: Энциклопедический словарь



  16. История слов

    ОПРЯТНЫЙ ОПРЯТНОСТЬ

    Слово опрятный в современном русском языке обозначает `чистый, чистоплотный, тщательно убранный'. (Ср. у Пушкина в «Евгении Онегине»:

    Опрятней модного паркета

    Блистает речка, льдом одета.)

    От этого имени прилагательного образовано отвлеченное существительного опрятность `чистота и аккуратность, чистоплотность' (ср. у Тургенева: «Он соблюдал опрятность в белье и одежде»). Однородные значения свойственны слову опрятный и в народных говорах (см. сл. Даля 1881, 2, с. 687). Это слово, по-видимому, вошло в русский литературный язык из живой народной речи еще в древнейший период. Правда, оно не отмечено в «Материалах» И. И. Срезневского. Однако близкородственные ему глагольные слова — опрятати, опрятатися, опрятовати, опрятоватися широко представлены и в лексиконе Срезневского (Срезневский, 2, с. 698). Поэтому отсутствие слова опрятный в коллекции И. И. Срезневского является случайностью.

    В «Словаре Академии Российской» слово опрятный свободно от стилистических помет и определяется так: «*Наблюдающий чистоту в платье или в чем другом. ”Человек опрятный. 2) Говоря о месте: чистый, прибраной. ”Опрятный покой“» (сл. АР 1806—1822, 4, с. 362).

    Слово опрятный образовано от глагола опрятати (опрѧтьный). Корневой элемент в нем тот же, что в словах прят-а-ть, спрятать и т. п. Глагол опрятать— опрятывать в современных народных говорах выражает значения «`убирать, прибирать, класть и ставить все и на свое место; обряжать, возиться, управляться по женскому хозяйству, приводить в порядок; // кого, обмыть, умыть, вычесать и одеть; // хоронить покойника, обмыть, одеть его и погребсти'. Опрятать новину, выжечь лес под посев, завести ро́счисть, кулигу, починок. Опрятать битое животное, обеловать, освежевать; снять шкуру, выпотрошить, обмыть и пр.». Ср. спрятаться — `обрядиться, управиться'. «Вишь, как она спряталась! калужск. разоделась, разрядилась, или причесалась» (сл. Даля 1881, 2, с. 710).

    Часть этих разнообразных значений слова опрятать, по-видимому, восходит еще к древнерусскому народному языку. В письменных памятниках опрятати (вар. опрятовати) чаще всего встречается в значениях: 1) `убрать, укрыть, укутать, очистить'. Например, в «Житии Андрея Юродивого»: «Опрятанъ всюде от злыхъ похотии грховныхъ» (XXX, 116). В повести о папе Григории: «Плащь, имь же одѣнъ бѧше, простьръ на земли, и на немь строупиваго посади, и тѣмь плащемь опрѧтаú, и взѧна свои плѣщи, възвративъсѧ, съ собою принесе». Ср. в «Послании некоего старца» (Рукоп. собр. Мазурина № 1054 в б. Архиве Министр. Иностр. дел, XVI в.): «И тѣхъ присещай, яже суть въ послѣдней нищете, въ богаделняхъ и въ скуделницахъ лежящихъ, не имъютъ никого же служащаго, гноемъ и червьми снѣдаемы, к тому же и вошъ и клопъ и черви в постеляхъ от моченiя, а нѣкому ихъ от такыя нужа опрятати»251. 2) `Обрядить, убрать (покойника, приготовить к погребению)'. Напр.: Каковаго богатства лишихся, яко не опрятавъ рукама святое тѣло матере своеа и гробу не предахъ. (Никоновск. Летоп. 6713 г.); в Житии Петра Афон.: Тѣло на земли лежаще и опрятано. (Мин. чет. июн. 201 (Срезневский, 2, с. 698).

    В письме Ал. Румянцева Д. И. Титову об умерщвлении царевича Алексея Петро-вича: «Скоро приехали от двора г-жа Крамер и показав нам Толстого записку, в крепость вошла, и мы с нею тело царевича спрятали и к погребению изготовили...» (А. А. Карасев. Казнь царевича Алексея Петровича // Русск. старина, 1905, август, с. 416).

    В древней Руси опрятание покойника состояло в том, что его тело обертывалось в «ковер», порстину, корзно (плащ), даже в шатер и связывалось веревками как мумия (Анучин, с. 4—5). Понятно, что конкретное содержание самого обряда приготовления покойника к погребению постепенно изменилось. В связи с этим глагол опрятать в народной речи расширил свои значения. Опрятать стало обозначать не только `омыв, одеть в приличное платье (покойника)', но и вообще — `принарядить, убрать, привести в чистый, порядливый вид, пообчистить'. Отсюда и значения производных слов опрятный, опрятность. Однако в применении к покойнику слово опрятать было наиболее распространенным и в говорах живой речи, и в литературном языке. Во всяком случае, в русском литературном языке XVIII в., в простом его слоге (в «просторечии») опрятать было известно лишь в применении к «умершим телам» и в значении `омыв, одевать в приличное платье' (сл. АР 1806—1822, 4, с. 362). Очевидно, другие значения этого глагола уже считались народно-провинциальными. Между тем, слова опрятный, опрятно, опрятность (ср. также в «Словаре Академии Российской» опрятливость, опрятство— 1822, ч. 4, с. 362) глубоко вошли в общерусскую норму литературной речи уже к XVIII в. Несомненно, что глагол опрятать был обречен на увядание и умирание в составе литературного языка, так как обозначаемый им обряд терял специфические народные оттенки. Характерно, что в возвратной форме опрятываться— опрятаться, наряду с значением `быть убираемым к погребению (о покойнике) ' отмечалось еще церковно-книжное архаическое «славянское» значение `скрываться, уходить от кого' (Егдаже прiидоша, опряташеся и отлучашеся. Галат. 2.12) (сл. АР 1806—1822, 4, с. 362—363). В словаре 1847 г. это значение определяется иначе — `воздерживаться' — и признается церковным. В словаре 1847 г. глагол опрятать уже был квалифицирован как старинное слово, т. е. уже вышедшее из литературного употребления. Очевидно, к началу XIX в. слово опрятать в литературном языке уже было забыто252.

    Опрятать образовалось от прятать. Этот глагол без приставки известен лишь русскому языку. Значение его `скрывать' сложилось на основе первоначальных значений `приводить в порядок, убрать, сберегать'. В глаголе опрятать значения `убрать, обрядить к погребению' (а отсюда и хоронить) также восходят к значению `убрать, привести в порядок' (ср. севск. опрятать — `надевать верхнюю одежду'). В болг. опретамъсе значит: «принимаюсь за дело, налегаю; в польск. sprzętać — убрать, очистить; sprąt — домашняя утварь; слово sprętan — ловкий; сербохорватск. sprêtan — занимающий мало места, удобный» (см. Ильинский, Славян. этимол., с. 28—29).

    Статья ранее не публиковалась.

    В архиве есть рукопись (семь листков разного формата без нумерации), а также перепечатанный с нее машинописный текст в трех экземплярах. В рукописи статья озаглавлена «История слов опрятный, опрятность».

    Печатается по рукописи с внесением ряда необходимых поправок и уточнений. — Е.X.

    251 Ржига В. Ф. Стих о нищей братии // Изв. ОРЯС АН СССР, 1926, 31. С. 188.

    252 В Смоленской области отмечены: «опрятка— одежа», «рубаха малый — славный малый» // РФВ, 1909, № 3 и 4, С. 213, 214.

  17. Источник:



  18. История слов

    Юбилей. В «Московском вестнике» 1830 года (№ 21—24) в отделе «Критика» напечатано «Письмо к редактору ”Московского вестника“ [Евдокима Лущенко. — Л. А. ], заключающее в себе разбор Латинской речи, произнесенной профессором Снегиревым на университетском юбилее... Критическое рассмотрение и начинается со слова jubilaeum. Указывается на неведение проф. Снегирева, что jubilaeus есть прилагательное, а не существительное и что, следовательно, форма рода его определяется «существительным выраженным или подразумеваемым. Если подразумевается annus (jubilaeus annus), то форма имен. множ. должна быть jubilaei, а не jubilaeum, как у Снегирева. Ведь «злые люди пожалуй скажут, что автор не умеет согласовать существительного с прилагательным, а добрые — что будут думать о его познании в латинском языке и о его лекциях? Что скажут, когда увидят, что г. профессор не умел без ошибки назвать того праздника, на коем он избран быть оратором?» (151—152).

    Несмотря на тождество подписи Р с подписью позднее в № 32 за 1831 год (5 июня) напечатанной пушкинской статьи о сочинениях J. Delorme (S-te Beuve) и ранее в № 4 (16 января 1830 г.) — опубликованной статьи об «Истории русского народа» Н. Полевого (см. свидетельство Вяземского: «Русский Библиофил», 1914, апрель), статью в «Смеси» «Лит. газеты» № 18 (от 27 марта 1831 года, с. 148) нет решительно никаких оснований приписывать Пушкину. Содержание статьи — историко-этимологическое. Речь идет об этимологии слова юбилей (в связи с тем, что Снегирев в своем письме о латинской речи, напечатанном в ч. 6 «Московского вестника» на 1830 г. (с. 146) признал его прилагательным) и об его историческом применении в разные эпохи.

    Автор заметки в «Литературной газете» заявляет: «jubilaeus есть имя существительное производное от еврейского слова. Между разными значениями, ему присвоенными, значит оно прощение (remissionis múnus). Употребляется оно и как прилагательное, например, jubilaeus annus, jubilaeum festum. Но юбилей, возобновленный папами в XIV столетии, праздновался не в продолжении года, а через 100 лет, потом через 50 лет; следственно, г. Снегирев не ошибся и нельзя не пожалеть, что журналист напечатал без примечания бранчивое письмо на почтенного профессора» (148).

    Прежде всего следует отметить не встречающуюся в подлинных сочинениях Пушкина конструкцию: «бранчивое письмо на почтенного профессора». В языке Пушкина слово бранчивый употребляется абсолютивно, то есть независимо от управления падежами существительного и вне связи с предлогами. Например, «потешил дерзости бранчивую свербежь», «бранчивые и напыщенные выражения», «бранчивые критики» и т. п. (Словарь языка Пушкина. М., 1956, т. 1, с. 169—170). Конструкция — письмо на кого-нибудь — также несвойственна языку Пушкина (см.: Словарь языка Пушкина, М., 1959, т. 3, с. 350—351).

    Но вместе с тем необходимо указать на то, что этимология слова юбилей, предлагаемая в рассматриваемой заметке, и в настоящее время в основном считается вполне приемлемой. В «Russisches etymologisches Wörterbuch» von Max Vasmer (В. 3) под словом «юбилей» читаем: «юбилей, е́ я `jubiläum', seit Peter d. Gr., s. Smirnov 351. Überund Jubiläum aus lat. iubilaeum, urspr. iubilaeus annus, das auf hebr. Jôbêl `Widderhorn' zurückgeht, s. Littmann 29, Kluge — Götze EW 269, Walde — Hofmann I 719ff» (S. 466). Таким образом, критическое замечание автора заметки «Литературной газеты» касается лишь первого слова речи Снегирева: «Не имея речи под руками, разбирать ее не могу и в знании критика оной не сомневаюсь; но первое слово речи критиковано им напрасно».

    Едва ли Пушкин мог пуститься в полемику из-за этимологии первого слова латинской речи, из-за спора о том, является jubilaeus существительным или прилагательным (что с синтаксической точки зрения даже для латинского языка не так существенно; ср. употребление пето в функции существительного и прилагательного). Таким образом, нет решительно никакой «зацепки», кроме буквы «Р», для того, чтобы связать эту заметку с именем Пушкина. В № 20 «Литературной газеты» (апрель 6) за 1831 год отдел «Смеси» начинается такой заметкой: «Новая грамматическая поправка. В 18-м № ”Литературной газеты“ один почтенный наш Корреспондент отстоял грамматические права латинского речения: jubilaeus, права, на кои покушался некоторый критик...».

    (Виноградов. Проблемы авторства, с. 381—383).

  19. Источник:



  20. История слов

    КРАМОЛА, КРАМОЛЬНИК

    При изучении истории слова очень важно следить за изменениями в степени активности употребления слова и наблюдать колебания его роли и его функции в системе разных литературных стилей. Дело в том, что многие слова периодически переживают периоды то увядания, то подъема активности. Социально-исторические причины этих усилений и падений жизненного ритма слов связаны с общими законами развития данной семантической системы. Интересной иллюстрацией этих явлений может служить судьба слова крамола и производных от него — крамольный, крамольник, крамольничать. Слово крамола — старославянизм. Оно известно уже в старославянских театрах Мариинском и Зографском, в евангелии Луки, XXIII, 19. Ср. болгарск. крамола, чешск. kramola. Отмечен и производный от него древнецерковнославянский паннонизм, встречающийся нередко в житийной литературе, — глагол крамоловати = ηοπυβουχηαι (напр., в Житии Нифонта, л. 42, в издании Рыстенка, с. 277). Наличность древнерусских полногласных форм коромола, коромоловати, коромольник (грамоты XIII — XIV вв., летописи Ипат. и Новгор.; Срезневский, 1, с. 1290) как будто свидетельствуют о существовании слов этого корня у восточных славян помимо заимствования из языка древнецерковнославянского (ср. украинск. коромола).

    Этимология слова крамола не вполне ясна. Бернекер и Ляпунов (ср. также у Матценауера и Миклошича) считают его заимствованием из среднелатинского (ср. carmula, carmulum), куда в свою очередь оно могло перейти из какого-нибудь германского наречия (ср. н.-в.-нем. karmen `плакать'; англосакс. karm `плач, жалоба' и англосакс. kyrm `шум, крик')116.

    Есть основания утверждать, что в живых восточнославянских говорах это слово было мало известно. В современной народнообластной речи русских форм этого слова или его потомков не отмечено. Поэтому древнерусские формы каромола, каромоловати приходится считать русифицированными разновидностями соответствующих старославянизмов, вошедшими в официальный деловой язык (ср., впрочем, украинск. коромола; Сергеевич, 1, с. 470). К этому же заключению приводит и то обстоятельство, что слово крамола в древнерусском литературном языке получает особенно широкое распространение со времени второго югославянского влияния, т. е. конца XIV — начала XV в. По-видимому, этим словом все более вытесняется в литературном языке древнее восточнославянское котора и деловое коромола. Во всяком случае, не лишен значения тот факт, что в записи Псковск. Апостола 1307 г., представляющей собою цитату из «Слова о полку Игореве», употреблено слово котора, между тем как в дошедшем до нас славянизированном тексте «Слова» мы находим выражение крамола.

    По-видимому, в XVII в. слово крамола было уже официально книжным. В «Зерцале» XVII в. слово крамола поясняется, очевидно, как не очень употребительное, как не разговорное: «Крамола си есть розрух, бунт».

    М. Ф. Владимирский-Буданов писал, что в древнерусских судебниках XV — XVI вв. «крамола (верховная измена, хотя крамольниками называются иногда и ябедники)...» относится к числу политических преступлений (Владимирский-Буданов, с. 289).

    Как слова высокого стиля, крамола и производные от него крамольник, крамолити, крамольничать, крамольствовать, крамольничество и др. уже употребляются в литературном языке XVIII в. Е. Ф. Будде отметил двойственность ударения в этом слове: кра́мола и крамо́ла.

    Ср. в «Северном Вестнике»:

    ...орлиным он щитом

    Отъяты кра́молой наследственны короны

    От вражьих сил закрыв

    (1804, 2, с. 228).

    У Державина в оде «На коварство»: крамо́лами колеблют свет (Будде, Очерк, с. 128). В новоцерковнославянских текстах ударение стоит на последнем слоге: крамола́.

    Ср. у Ломоносова в поэме «Петр Великий»:

    Мятежники вошли в храм сонмищем своим

    К лицу святителя для вредного раздора,

    Скрывая крамолу́под именем собора.

    Но к концуXVIII в., а особенно к 30-м годам XIX в. большая часть этих слов выходит из литературного употребления. Показательно, что в академическом словаре 1847 г. слово крамола (так же, как и крамольник) квалифицируется как церковное. Его значение определяется так: `народное возмущение, волнение, мятеж, смута'. Иллюстрируется оно цитатой из евангельского текста (сл. 1867—1868, 2, с. 448). Ср. употребление крамольный у Державина, В. Петрова, Мерзлякова и др. (сл. Грота — Шахматова, т. 4, вып. 9, с. 2612).

    Ср. в письме П. Капцевича архиепископу Тобольскому и Сибирскому Евгению (15 января 1826 г.) «По сие время не слышу я никаких противу-покорных толков от крамолы» (Русск. старина, 1896, февраль, с. 314).

    Очевидно, в 30-е годы XIX в. слово крамола воспринимается как архаизм. Но в начале XIX в. крамола, крамольный, крамольник еще довольно широко употреблялись в стилях стихотворного языка и в исторической беллетристике.

    У Нелединского-Малецкого («Польский, петый на бале» 1814 г.):

    Сын крамолы, друг измены

    Им сражен, со трона пал.

    У П. А. Вяземского в стихотворении «Петербург» (1818):

    В Европе зарево крамол зажгла вражда.

    Ср. постоянное употребление этого слова у Карамзина в «Истории Государства Р оссийского» (VIII, 3: «Бояре погибли в крамолах» и т. п.).

    У Пушкина в «Моей родословной»:

    Смирив крамолы и коварство

    И ярость бранных воевод,

    Когда Романовых на царство

    Звал в грамоте своей народ—

    Мы к оной руку приложили.

    У Жуковского в стихотворении «1-го июля1842»:

    Пожар усобиц и крамол

    Повсюду вспыхнул.

    У Лермонтова в стихотворении «Преступник» (1829):

    Поминки юности забвенной

    Прославлю я и шум крамол.

    У Салтыкова-Щедрина в очерках «За рубежом»: «Да, это тоже своего рода крамола. Это крамола против человечества, против божьего образа, воплотившегося в человеке, против всего, что человечеству дорого, чем оно живет и развивается. И, к ужасу, эта крамола не подпольная, а явно и вслух проповедуемая». Ср. у Чехова в «Рассказе неизвестного человека»: «А, господин крамольник! сказал он, оглядывая меня с любопытством и смеясь. — Какими судьбами?».

    Заметка публикуется впервые как композиция из сохранившихся в архиве фрагментов текста, написанного в разное время на шести разрозненных листках ветхой бумаги, характерной для периода тобольской ссылки. — М. Л.

    116 Ср. также: J. Grimm, W. Grimm. Deutsches Wörterbuch, 5, Leipzig, 1873, с. 218. См. также: Berneker, 1, 1908, с. 573; Ляпунов Б. М. Этимологический словарь русского языка А. Г. Преображенского// Изв. ОРЯС, 30, 1925, с. 13; Преображенский, 1, с. 377.

  21. Источник: