«Ливий Тит»

(Titus Livius) — первоклассный римский историк, род. в 59 г. до Р. Хр. (695 от основ. Рима) в Падуе (Patavium), где и получил обычное тогда риторическое образование; затем поселился в Риме. Любимым его занятием была история; но он оставил после себя сочинения и в других родах. Философ Сенека в письмах своих (Ер., 100, 9) причисляет Л. к философам и говорит, что он писал Диалоги (разговоры, беседы), которые настолько же можно было отнести к философии, как и к истории, а также сочинения чисто философского содержания. Из Квинтилиана (X, I, 39; II, 5, 20) и из ссылок ритора Сенеки (Controv. IX, 26 и 14; Ехс. IX, 1) мы узнаем, что Л. занимался и риторическими вопросами. Великий исторический труд его — первое художественно написанное историческое сочинение в римской литературе. Это было огромное произведение в 142 книги, начинавшееся рассказом о прибыли троянцев в Италию и оканчивавшееся, по-видимому, смертью Друза, старшего брата имп. Тиберия, т. е. 745 г. Рима (9 до Р. Хр.). К составлению его автор приступил, вероятно, вслед по переселении в Рим, хотя первая книга была окончательно отделана не раньше 27 г., так как уже в ней (гл. 1, 9) он называет Октавиана Августом — титулом, который он получил только в январе означенного года. До нас дошли всего 35 книг, именно декады 1-я, 3-я, 4-я и половина 5-й, доходящая до 167 г. до Р. Хр. (587 Рима). Кроме того, мы имеем краткое содержание всех книг, за исключением двух (136 и 137). Это — так называемые "Periochae", автором которых считают Флора, историка-компилятора, относимого ко времени императора Адриана. Л. умер в 17 г. по Р. Хр. Самым большим историческим трудом, какой представляла римская историография до времени Л., была летопись Валерия Антиата: состоя из 75 книг (по меньшей мере), она начиналась с древнейших времен и была доведена до времени Суллы. К августовскому веку это сочинение устарело и по языку, и по литературной обработке; оно не знало притом самого громадного переворота в римской истории и по объему своему было вдвое меньше Ливиева. Что ни Валерий Антиат, ни другие анналисты не создали действительной истории римского народа, ясно видно из слов Цицерона, сказанных в последнем периоде его жизни: "в римской литературе нет истории" (Abest historia litteris nostris, "De leg.", I, 2). Появление труда Л. устранило этот важный пробел и дало римлянам сочинение, никогда не перестававшее составлять гордость римской литературы. Громкая слава и исключительное значение, какими пользовалось сочинение Л. в древности, достались ему по праву. Как и труд, эта колоссальная история была настоящим литературным подвигом. Ее идея могла возбудить в современниках и в потомстве лишь преклонение перед патриотическим духом и возвышенным нравственным чувством автора. Предпринимая столь огромное дело, автор лично для себя видит награду в том, что "и он, по мере и сил, содействовал сохранению памяти о деяниях первого на земле народа", да еще в том, что, углубляясь в далекие времена прошлого, он отклоняется от созерцания тех зол, которых в течение стольких лет были свидетелями его современники. Представляя в наиболее достойном виде историю великого народа, он хотел показать, какими нравами, какими людьми, какими гражданскими доблестями создалось и воспиталось несравненное величие Рима и как вследствие падения простых нравов римский народ мало-помалу дошел до страшных государственных потрясений и до такого состояния, что уже не может далее "ни выносить своих пороков, ни лекарств, при помощи которых мог бы от них избавиться". История тем и хороша, по мнению Л., что "в ней можно видеть поучительные образцы всякого рода изображенными на блестящем памятнике"; всякий может из нее узнать, к чему следует стремиться и чего избегать, что полезно для гражданина и государства и "что отвратительно по началу и отвратительно по концу". Для того, чтобы читатель постоянно находился под обаянием проникнутого нравственно-патриотической идеей повествования, требовался первостепенный литературный талант — именно то "красноречие" в изложении, которым так восхищаются в Л. римские писатели. Действительно, это искусство изложения ровного и спокойного, но всегда соответствующего свойству изображаемого события, это достоинство тона, эта ясность и отчетливость выражения производит и на нас впечатление чего-то обаятельного и импонирующего. Мы понимаем, почему Квинтилиан находит в изложении Л. "удивительную приятность" (X, 1, 101), и сами чувствуем ту "молочную полноту" (lactea ubertas), которую приписывает его изложению тот же критик (X, 1, 32). Тацит не может упомянуть о Л. без того, чтоб не назвать его красноречивейшим писателем (Agr. 10; Ann. IV, 34). Так же точно характеризует его и философ Сенека ("De ira", I, 20). Обаянию Л. много содействует искреннее расположение автора ко всему доброму и возвышенному в человеческих действиях и побуждениях, его добродушие и чистосердечие, одним словом, все то, что у Квинтилиана (X, 1, 101) называется candor и прямо приписывается Л. Оживлению рассказа способствуют вводимые в повествование речи действующих лиц, в которых рядом с возвышенностью мыслей проявляется особое литературное искусство писателя. Само собою разумеется, что на таком громадном протяжении, как 142 книги, писанные в течение более четырех десятков лет, стиль писателя не мог держаться на одинаковой высоте и должен был представлять моменты повышения и понижения. Даже и в дошедших до нас книгах в искусстве изложения замечается значительная разница. Как встречающиеся у Л. поэтические формы и обороты, так и некоторый риторический колорит, стоящий в связи с частым введением в рассказ речей, ставят язык Л. на границе веков золотого и серебряного; тем не менее мы не можем указать в нем хотя бы малейшего следа того провинциального оттенка, того патавинизма (patavinitas), который находил у Л. Азиний Поллион, видный поэт и оратор, но как критик отличавшийся большою придирчивостью. Относительно достоинств метода исторического познания, которого держался Л., в настоящее время невозможно разделять высокое мнение древних. Из сочинения Л. ясно видно, что он сам не исследовал документальных исторических данных, не изучал первоначальных источников, каковы древние законы, договоры, так называемые полотняные книги (libri lintei), в которых велись списки должностных лиц каждого года, а равно и книги, принадлежавшие должностным лицам в отдельности — цензорам, консулам, преторам, квесторам; он не изучал даже такого памятника, каким была летопись понтификов (Annales pontificum, иначе Annales Maximi), а довольствовался тем, что следовал сочинениям предшествовавших ему анналистов и историков. Он считает известие вполне верным, коль скоро у бывших у него под руками писателей не было разногласия; при существовании же разногласия, он впадает в затруднение, разрешить которое для него не легко, коль скоро он не составлял себе привычки обращаться к первоисточникам и к самостоятельным исследованиям. Хорошо еще, что он большей частью отдавал предпочтение старым анналистам перед позднейшими и, начиная с 3-й декады, нашел себе верного руководителя в лице Поливия. Наконец, с недостатком самостоятельности и критики у него соединялся недостаток подготовки по тем областям знания, которые тесно соприкасаются с историей (военное дело, религиозные учреждения, государственное и общинное устройство, хронология, география). Новейшая критика успела указать в труде Л. массу промахов всякого рода. Намеренного нарушения исторической правды он, однако, никогда не допускал. Несмотря на свою близость к дому Августа, он не принес ей в жертву своих республиканских убеждений и не побоялся выставить Помпея в таком благоприятном свете, что Август стал называть историка помпеянцем; Брута и Кассия, убийц Юлия Цезаря, он не поколебался назвать "знаменитыми мужами". На эти примеры политической независимости указывал в своей защитительной речи в сенате Кремуций Корд, обвиненный при Тиберии за то, что в своем историческом труде назвал Брута и Кассия "последними римлянами" (Tac. Ann., IV, 34). Доверие к повествовательной честности Л. было на столько велико в римском обществе, что Тацит (ibid.) смело влагает в уста Кремуцию Корду заявление о Л. как об историке, отличающемся больше всех красноречием и добросовестностью (eloquentiae ас fidei praeclarus in primis). — Разделение на декады, переданное нам рукописями, принадлежит не самому Л. и не ближайшему к нему времени. Мы даже не знаем, как, собственно, называлось сочинение Л. Сам автор называет его в одном месте (XLIII, 13) Летописью (Annales), a Плиний Старший (N. H. Praef., 16) ссылается на него под названием Истории. Древнейшие рукописи не дают ни того, ни другого названия, а просто озаглавливают: "Ab urbe condita", книга такая-то.

Литература о сочинении Л. громадна. Оценка его с точки зрения исторической критики всего авторитетнее сделана в исторических трудах Нибура, Швеглера и Льюиса. Об источниках, которыми пользовался Л., наиболее выдающиеся сочинения: Lachmann, "De fontibus Historiarum T. Livii" (Геттинг., 1821-22); Nissen, "Kritische Untersuchungen über die Quellen der vierten und fünften Decade des Livius" (Берл. 1863); Peter, "Livius und Polybius" (Галле, 1863) и "Zur Kritik der Quellen der älteren Römischen Geschichte" (1879); Вольтау, "Livius Quellen in der dritten Decade" (Б. 1894). О Л. как писателе: Taine, "Essai sur Tite-Live" (Париж, 1856, 8-e изд. 1888; есть русский перевод); Haupt, "Anleitung zum Verständniss der Livianischen Darstellungsform" (Лпц. 1892); Riemann, "Etudes sur la langue et la grammaire de Tite-Live" (П. 1879); Wölfflin, "Livianische Kritik und Livianischer Sprachgebrauch" (Берл., 1864); Fugner, "Lexicon Livianum" (Лпц., 1890 слд.). Вполне научно обработанное и наиболее употребительное издание Л. Вейссенборна, продолжаемое Мавр. Мюллером (Лпц., Тэйбнер).

В. Модестов.

Ливий Тит (Titus Livius) (59 до н. э., Патавиум, — 17 н. э., там же), древнеримский историк. Жил и работал в Риме, пользовался покровительством императора Августа. Автор «Римской истории от основания города», в которой погодно изложена вся история Рима от легендарного основания города до 9 до н. э. Из 142 книг «Римской истории» сохранилось 35 (описание событий до 293 до н. э. и 218—168 до н. э.); содержание остальных книг известно по кратким изложениям и т. н. извлечениям позднейшего времени. Л. не исследовал римскую историю, а излагал её, некритически заимствуя материал у римских анналистов и эллинистических авторов, перенося в древность черты современного ему римского государственного строя. Л. не скрывал намерения возвеличить Рим. По своим философским воззрениям Л. близок к стоицизму. Ход исторических событий Л. объяснял изменением морально-нравственных устоев общества. Быт и нравы древних римлян способствовали, по его мнению, созданию римского величия. «Римская история» написана риторично, пространным живописным стилем, со многими патетическими речами действующих лиц. Современники и последующие поколения видели в труде Л. образец исторического труда, а в самом авторе — «римского Геродота».

Соч.: Ab urbe condita libri, erklärt von W. Weissenborns und Н. J. Müller, Bd 1—10, В., 1880—1911; в рус. пер. — Римская история от основания города, пер. с лат. под ред. П. Адрианова, 2 изд., т. 1—3, М., 1897—1901.

Лит.: Тэн И., Тит Ливий, пер. с франц., 2 изд., М., 1900; Borneque Н., Tite-Live, P., 1933; Walsh P. G., Livy, Camb., 1961.

А. И. Немировский.

ЛИВИЙ Тит (Titus Livius) (59 до н. э. - 17 н. э.) - римский историк, автор "Римской истории от основания города" (142 кн.: сохранилось 35 - о событиях периода до 293 до н. э. и 218-168 до н. э).

(Titus Livius) (59 до н.э. - 17 н.э.), римский историк, автор Истории Рима от основания города. Родился на севере Италии в городе Патавий (совр. Падуя), в пору наивысшего процветания города - как экономического, так и культурного. Детство и юность Ливия совпали с временем стремительного продвижения Юлия Цезаря к власти и прошли под знаком его галльских походов и последовавших за ними гражданских войн, завершившихся установлением империи под властью Августа. Ливий стоял в стороне от бурных событий эпохи, предпочитая замкнутую жизнь ученого человека. В какой-то достаточно ранний период своей жизни Ливий перебрался в Рим, поскольку здесь находились источники, без которых невозможно было заниматься историей. О частной жизни Ливия мы знаем крайне мало. Известно, что он руководил занятиями будущего императора Клавдия. Большое значение в жизни Ливия занимала его дружба с Августом, который любил Ливия как человека и восхищался его книгой, несмотря на ее республиканский дух. В молодости Ливий писал философские диалоги, которые до нас не дошли, а ок. 26 до н.э. взялся за главный труд своей жизни, Историю Рима. Ливий работал над ним до конца жизни и успел довести изложение до смерти Друза (9 до н.э.). Этот огромный труд состоял из 142 книг, по современным меркам - 15-20 томов среднего размера. Уцелело около четверти, а именно: книги I-X, охватывающие период от легендарного прибытия Энея в Италию до 293 до н.э.; книги XXI-XXX, описывающие войну Рима с Ганнибалом; и книги XXXI-XLV, продолжающие повествование о завоеваниях Рима вплоть до 167 до н.э. Содержание прочих книг мы знаем по краткому их пересказу, составленному позднее. По умонастроению Ливий был склонен к романтизму, и потому в предисловии к Истории он говорит, что целью историка является содействие нравственности. Когда Ливий писал свою книгу, римское общество во многих отношениях переживало упадок, и историк с восхищением и тоской оглядывался на времена, когда жизнь была проще, а добродетель выше. Ценность любого исторического исследования заключается, по Ливию, в его применимости к жизни. Прочтите историю великого народа, призывает он, и вы найдете в ней и примеры, и предостережения. Величие Рима покоилось на строгом следовании долгу как в личной, так и в государственной сфере, а все беды начались с утратой верности установленным правилам. Покорение чужих земель принесло богатство, с богатством возрастала роскошь и терялось уважение к нравственным заветам. К старинным народным легендам Рима, "принадлежащим, - как справедливо отмечает сам Ливий, - скорее к области поэзии, нежели истории", он относился с любовным скептицизмом. Он пересказывает эти сюжеты, зачастую очень добротные, и предлагает читателю самому решать, следует ли им верить. Что касается фактической стороны дела, положиться на него можно далеко не всегда. Ливий не принимает во внимание некоторые важные источники; очень слабы его представления о функционировании государственного механизма, о военном деле. Язык Ливия богат, изящен, в высшей степени красочен, Ливий - художник до мозга костей. Он прекрасно обрисовывает своих персонажей, так что его книга - это галерея ярких, запоминающихся портретов. Ливий великолепный рассказчик, на страницах его книги читатель найдет множество знакомых с детства историй. Здесь и пересказанная Т.Маколеем в стихах легенда о том, как Гораций Коклит в одиночку удержал мост при нападении этрусского царя Порсенны, и повесть о захвате Рима галлами во главе с Бренном, и трагедия Тарквиния и Лукреции, послужившая сюжетом для одной из ранних поэм Шекспира, и рассказ о Бруте-освободителе и о том, как перешла через Альпы армия Ганнибала. Свои сюжеты Ливий излагает немногословно, добиваясь мощного драматического звучания. Ливию свойственна широта, он воздает должное даже врагам Рима. Как и прочие римские авторы, он замалчивает длительный период этрусского господства, но вполне признает величие Ганнибала, самого опасного из врагов Рима. Тем восхищением, которое мы и поныне испытываем к этому великому полководцу, мы обязаны почти исключительно Ливию.

ЛИТЕРАТУРА

Кузнецова Т.И., Миллер Т.А. Античная эпическая историография. Геродот. Тит Ливий. М., 1984 Тит Ливий. История Рима от основания города. М., 1989-1991

Ли́вий Тит

(Titus Livius) (59 до н. э. — XVII н. э.), римский историк, автор «Римской истории от основания города» (142 книги; сохранилось 35 — о событиях периода до 293 до н. э. и 218—168 до н. э.).

* * *

ЛИ́ВИЙ Тит (Titus Livius) (59 до н. э., Патавий, ныне Падуя — 17, там же), римский историк, автор «Римской истории от основания города» (142 кн.: сохранилось 35 — о событиях периода до 293 до н. э. и 218—168 до н. э). Данные о жизни Ливия скудны. Он родился в семье зажиточных граждан Патавии. Для понимания творчества Ливия важно, что происхождение из этого города ассоциировалось в Риме с нравственной чистотой (Плиний Мл. Письма I, 14, 6; Марциал IХ,16, 8), старинной солидарностью гражданского коллектива, с верностью традициям республиканской свободы.

Нет оснований думать, что в Патавии воспитание и образование Ливия строилось по-иному, нежели в других римских семьях того же круга: до 7 лет — домашнее воспитание под присмотром матери или раба-«педагога»; с 7 до 14 — посещение школы, где основой образования было чтение и толкование текстов классических авторов, латинских и греческих, знакомство с патриотическими традициями и историческими фигурами Рима; в 14 лет совершался обряд облачения подростка в мужскую тогу, знаменовавший его совершеннолетие; около 20 лет обычно женились. Кто была жена Ливия, мы не знаем, но у него было по крайней мере два сына — один умер в детстве, другой известен как автор сочинений по географии; засвидетельствован также зять, муж дочери Ливия (Сенека. Контроверсии X, предисловие, 2).

Ок. 38 до н. э. Ливий переезжает в Рим и примерно с 27 погружается целиком в работу над историей Рима от легендарных его начал до своего времени. Авторское заглавие ее не сохранилось; по традиции она называется «[История Рима] от основания Города» (Ab urbe condita). Работа поглощала Ливия целиком — ни о каких магистратурах(см. МАГИСТРАТЫ (в Риме)), которые бы он занимал, ни о какой деятельности на общественном поприще, столь характерных для авторов исторических сочинений в Риме, ничего не слышно; он был первым в истории римской литературы профессиональным историком. В 14 г. н. э. он вернулся в родной Патавий, продолжал работать до последнего вздоха, написал еще 22 раздела своего труда (в Риме они назывались «книгами», libri) и скончался в четвертый год правления императора Тиберия(см. ТИБЕРИЙ) (т. е. в 17 г. н. э.) в возрасте 76 лет.

Труд Ливия изначально состоял из 142 книг и охватывал события в Риме и на фронтах бесчисленных войн, начиная со времен легендарных, предшествовавших основанию города (согласно традиции — в 753), и до 9 г. н. э. Свое повествование автор публиковал по мере написания отдельными выпусками, в виде «пенктад» или «декад», т. е. по группам, соответственно, из пяти или десяти книг. До наших дней сохранились три полных декады — первая, третья, четвертая, и первая пенктада пятой (книги 40—45). В сумме они охватывают события «от основания Города» до 293 и с 218 по 167. Есть возможность, однако, судить и о содержании остальных книг, так как почти к каждой из них (за исключением книг 136 и 137) была сделана еще в древности так называемая «периоха» — аннотация, вкратце освещавшая не только основные факты, но и авторскую их оценку. От некоторых не дошедших книг сохранились также более или менее протяженные фрагменты (в русские переводные издания обычно не включаемые). Сочинение Ливия переписывались (чаще всего по декадам) в древности вплоть до 5 в. К копиям именно этого столетия восходят и основные рукописи; они датируются 11 в. Первоиздание появилось в Риме ок. 1469 г. без книг 33 и 41—45.

В прологе к «Истории Рима от основания Города» Ливий формулирует цель своего труда двояко. С одной стороны она состояла в описании неуклонного упадка Рима и в объяснении причин того, «как в нравах появился сперва разлад, как потом они зашатались и, наконец, стали падать неудержимо, пока не дошло до нынешних времен, когда мы ни пороков наших, ни лекарства от них переносить не в силах». Одновременно, однако, историк полагает свою задачу и в том, чтобы «увековечить подвиги главенствующего на земле народа», ибо «не было никогда государства более великого, более благочестивого, более богатого добрыми примерами».

Передавая событийный материал, Ливий опирается на традицию понтификального(см. ПОНТИФИКИ) летописания. Жрецы-понтифики вели в Риме особые календари, в которых кратко записывали основные события, происшедшие в тот или иной день, или тексты государственных документов, в данный день обнародованных. Постепенно эти записи образовали своеобразную хронику государственной и религиозной жизни Города, так называемую Великую летопись, которая была впервые опубликована целиком в 80 книгах в 123 г. Свои записи понтифики вели строго хронологически, только называли события, не описывая их, скрупулезно фиксировали списки магистратов, а основное внимание обращали на природные явления, которые можно было истолковать как предсказания воли богов. Именно такими сведениями Ливий, как правило, открывает и завершает почти каждую из сохранившихся книг его труда (хороший пример — 32, 8—9). Они создают надежную канву римской истории, подтвержденную впоследствии многочисленными данными археологии, нумизматики, лингвистики. Ливий был и остается основным источником по событийной истории Рима республиканского периода.

Совокупность событий сама по себе не складывалась в образ «государства великого, благочестивого и богатого добрыми примерами». Для достижения этой второй своей цели Ливий ведет повествование таким образом, чтобы все проявления социальной розни, столетиями раздиравшей римскую общину, представали каждый раз преодоленными, отступившими на задний план перед гражданской солидарностью — главным, по его мнению, источником непобедимости и величия Рима. Примерами могут служить рассказ о героической защите Рима когортой, составленной из выпущенных на время узников долговых тюрем (2, 24), итог бурных конфликтов при обсуждении закона о допущении плебеев к жреческим должностям: «закон был принят при всеобщем одобрении» (10, 9, 2), описание празднеств после победоносного окончания Второй Пунической войны(см. ПУНИЧЕСКИЕ ВОЙНЫ) (31,4,6) или народного единения при избрании в курульные эдилы(см. ЭДИЛЫ) в 214 г. до н. э. Корнелия Сципиона(см. СЦИПИОН Африканский-старший) (25,2).

Той же цели служат речи, которые Ливий вкладывает в уста своих персонажей. Такого рода речи были обязательны в сочинениях римских историков. В науке нового времени они долго рассматривались как фиктивные. В настоящее время доказано, что в очень многих случаях они восходили к подлинным речам, и роль историка заключалась в стилистической обработке и расстановке акцентов. Это давало Ливию возможность широко использовать их для придания повествованию нужного ему колорита. В сохранившихся 35 книгах содержится 407 речей, во всех 142 книгах их должно было быть, следовательно, примерно 1650, т.е. около 12% текста. В большой степени именно они порождали то впечатление возвышенной обобщенно идеализованной реальности, которое Ливий стремился создать. В качестве примеров можно назвать речь народного трибуна Канулея о допущении браков между патрициями и плебеями (4, 2—5), Фурия Камилла к народу о недопустимости переноса столицы из Рима в Вейи (5, 51—4) или Фабия Максима в сенате против стратегического плана Корнелия Сципиона (28, 40—42).

В основе образа, встающего из сцен народного единения и из речей, —- особые свойства римлян и Рима, которые Ливий считал основополагающими для их истории: гражданская свобода, гарантированная всеобщим подчинением законам; благочестие и верность обрядам, обеспечивающим римской общине покровительство богов; энергия и жизнестойкость, помогающая римлянам никогда не сдаваться и выстоять в любых испытаниях. При описании этих свойств римлян в рассказе Ливия возникает особый тип осмысления, переживания, но и отражения общественной реальности, который носит название культурно-исторического мифа.

Первое из названных выше свойств Рима — единство свободы и подчинения законам — доказывается в тексте Ливия многократно — во введении ко 2 книге, в рассказах о единении патрициев и плебеев (2, 8; 3, 33; 4, 1—4), о подчинении младших по возрасту авторитету старших (26, 22). Возникающий здесь образ законопослушного народа, на этой основе преодолевающего рознь своекорыстных интересов, во многом находился в противоречии с реальностью, пронизанной яростной борьбой социальных групп. Так, бичом римского общества было постоянное расхищение знатью общественного земельного фонда (ager publicus), по замыслу призванного, в частности, обеспечивать участками малоимущих. Ливий об этом знает — см. 2, 41, 2; 4, 51, 6; 6, 5, 3—4, но говорит о подобных фактах мельком, в одной — двух фразах, после которых неизменно следует примирительно-гармонизующее продолжение.

Точно так же обстоит дело с римским благочестием. Ливий бесконечно описывает обряды и жертвоприношения, молебны и знамения, их роль в одержанных победах, благоговейное подчинение им народа и сената, особенно подчеркивая в них нравственный и патриотический элемент. И неизменно игнорирует факты, говорящие о злоупотреблении религиозными обрядами и пророчествами в интересах той или иной правящей клики. Особенно показателен эпизод с Весной Священной в 195—194 до н. э. (34, 44 и след.). Поразительная жизнестойкость и способность, несмотря ни на какие поражения, вновь и вновь начинать войны и никогда в них не сдаваться характеризует римлян на всем протяжении их истории, и Ливий приводит бесчисленный факты, это подтверждающие (5, 32—35; 9, 13; 22, 54 ср. 28, 44 и мн. др.). Он не останавливается, однако, на том, каким чудовищным разрушением производительных сил общества и обнищанием огромных масс из века в век, вплоть до сложения империи, оборачивалось такое упорство римлян. В современной науке эта сторона дела полностью выяснена (см. Toynbee A. Hannibal"s Legacy. L., 1965; Brunt P.A. Italian Manpower 225 B.C. -A.D. 14. Oxford, 1971 pp. 127—155; Заборовский Я. Ю. Очерки по истории аграрных отношений в римской республике. Львов, 1985, сс. 33 и след.).

И тем не менее картина, создаваемая Ливием, — не фикция, а особое отражение исторической реальности. Дело в том, что та достигнутая человечеством стадия развития, на которой находились античный мир вообще и Рим в частности, не знала и не могла знать подлинно динамического развития производительных сил. Основой производства здесь оставалась земля, основой мировоззрения — консервативная верность традиции, основой общественной организации — община. На них была ориентирована система ценностей и норм, предполагавшая солидарность и автаркию общины, восприятие ее как сакральной ценности, принесение себя и своих интересов ей в жертву. Это положение постоянно размывалось поступательным ходом исторического развития и, в силу его соответствия объективно заданному состоянию общества, постоянно регенерировалось и корректировало общественную практику.

Исходные постулаты Ливия были исторически верны: консервативная правовая структура и отношение к общинным нормам как к сакральной ценности, противореча ходу развития, постоянно разлагались, исчезали из жизни, — и постоянно сохранялись в ней, образуя особую историческую реальность — римский миф. Создание римской державы отнюдь не было таким гармоническим процессом, каким стремится подчас представить его Ливий, но включение народов древнего мира в орбиту римской цивилизации и римского права в конечном счете было для многих из них спасительно. Нарушение законов было в Риме постоянной практикой, но выросшее из них римское право — одно из высших достижений европейской культуры, которое до сих пор образует основу юридической структуры большинства стран.

Обогащение одних родов за счет других разлагало архаичное (и то весьма проблематичное) имущественное равенство и общинную солидарность, но законы против роскоши принимались в римской республике систематически и сохраняли значение моральной нормы, зафиксированной в хрестоматиях и сборниках примеров, на которых веками воспитывалось римское юношество. Ливий не любит говорить о том, как обогащались полководцы в ходе войн, а наместники за счет ограбления провинций, но бесчисленные театры, базилики, храмы, водопроводы, переполняющие города Римской державы и составлявшие среду обитания миллионов граждан, в эпоху республики были чаще всего даром полководцев и отстраивались за счет их военной добычи.

Рассказанная Ливием эпопея представляет собой образное, — ибо организованное автором, воссоздание, — ибо опирается на реальные процессы, особого исторического организма, каким была республика Рима. Она предстала как общество, где человек и государство составляли противоречивое, но единое целое. Отношение к Ливию европейской культуры последующих веков было обусловлено именно таким восприятием его труда. Гуманистически-просветительная и революционно-демократическая, тираноборческая традиция черпали в его «Истории» положительный образ общественного устройства, основанного на гражданской ответственности и свободе в рамках закона; академическая наука 19—20 вв. считала его сочинение ненадежным историческим источником, а его самого — писателем более, нежели историком.

Ливий Тит

(Titus Livius)Ливий Тит (Titus Livius) (59 до н.э. - 17 н.э.)

Римский историк эпохи принципата Августа. Родился в Патавии (Патавиум, современная Падуя). Жил в Риме, пользовался покровительством императора Августа. Всю жизнь посвятил работе над своей "Историей" - изложением мировой истории "от основания Рима". Из 142 книг "Римской истории от основания города" до нас полностью дошли только 35 (события до 293 до н.э. и 218 - 168 до н.э.), в которых верхний временной предел связан с историей 2-й Пунической войны (218 - 201 до н.э.). Был первым крупным римским историком, не обладавшим опытом политика или военачальника. Ход исторических событий объяснял изменением морально-нравственных устоев общества.Афоризмы, цитаты
• Нет такого закона, который удовлетворял бы всех.
• Лучше поздно, чем никогда.
• Никакое преступление не может иметь законного основания.