«Белинский Виссарион Григорьевич»

Белинский Виссарион Григорьевич [30.5(11.6).1811, Свеаборг, ‒ 26.5(7.6).1848, Петербург], русский литературный критик, публицист. Отец Б. ‒ флотский лекарь, затем уездный врач. В 1816 семья переехала в г. Чембар (ныне г. Белинский) Пензенской губернии. В 1822‒24 Б. учился в Чембарском уездном училище, в 1825‒28 в Пензенской гимназии (не окончил). В 1829 поступил на словесное отделение Московского университета. Участвовал в студенческом литературном «Обществе 11 нумера», читал здесь свою антикрепостническую романтическую драму «Дмитрий Калинин», чем навлек на себя гонения. В 1832 был исключен из университета. В 1831 в журнале «Листок» Б. опубликовал стихи «Русская быль» и рецензию на «Бориса Годунова» А. С. Пушкина. В 1833 в «Телескопе» появились переводы Б. из французских журналов. С осени 1833 Б. стал посещать кружок Н. В. Станкевича, изучал философские системы Канта, Фихте, Шеллинга; позднее познакомился с М. А. Бакуниным и вместе с ним изучал Гегеля. В 1834 в газете «Молва» (литературное приложение к «Телескопу») напечатана первая большая статья Б. «Литературные мечтания», обратившая на себя внимание целостностью философской и эстетической концепции, смелым ниспровержением старых авторитетов и традиционных литературных представлений. Б. стал главным критиком «Телескопа» и «Молвы».

В русской литературе в то время совершался переход от романтизма к реализму. Б. провозгласил Н. В. Гоголя ‒ мастера изображать жизнь «во всей её наготе и истине» ‒ главой современной русской литературы («О русской повести и повестях г. Гоголя»); подверг критике эпигонский романтизм 30-х гг. (повести А. Марлинского, стихи В. Г. Бенедиктова), литературно-критические выступления «Московского наблюдателя», реакционную петербургскую журналистику. Осенью 1836 Пушкин намеревался привлечь Б. к сотрудничеству в «Современнике», но не успел этого сделать.

В 1837 Б. лечился от туберкулёза в Пятигорске, где произошла встреча его с М. Ю. Лермонтовым (они сблизились позднее, в 1840, в Петербурге). В 1838‒39 Б. редактировал реорганизованный им «Московский наблюдатель». Журнал успеха не имел, т.к. в нём сказались настроения философского «примирения» Б. с российской действительностью и воспринятого в этом духе положения Гегеля ‒ «всё разумное действительно, всё действительное разумно». Эти воззрения отразились в статьях «Бородинская годовщина» (1839), «Менцель, критик Гёте» (1840), «Горе от ума» (1840). Осенью 1839 Б. переехал в Петербург и был приглашен А. А. Краевским в «Отечественные записки». К весне 1840 был преодолён «примирительный» период. Б. сблизился с А. И. Герценом, И. С. Тургеневым, Н. А. Некрасовым и вскоре стал признанным вождём реалистического направления русской литературы. Он опубликовал годовые обзоры русской литературы (с 1840 по 1845), работу «Сочинения Александра Пушкина» (цикл из одиннадцати статей), статьи о произведениях М. Ю. Лермонтова, театральные обзоры. В 1842 Б. вёл бурную полемику с К. С. Аксаковым по поводу «Мёртвых душ» Гоголя. В кружке друзей Б. изучал историю французской революции 18 в. (по Ф. Минье) и причислял себя к «монтаньярам» (левая партия Конвента). Его революционно-демократические взгляды оформляются окончательно в статьях «Речь о критике» (1842), «Парижские тайны» (1844). Б. возглавил натуральную школу, объединявшую последователей Гоголя.

Разногласия с А. А. Краевским привели к уходу Б. в 1846 из «Отечественных записок». Он терпел нужду, болезнь лёгких прогрессировала. Летом 1846 Б. с М. С. Щепкиным совершил поездку по Югу России. С января 1847 по май 1848 Б. руководил критическим отделом журнала «Современник», издававшимся Н. А. Некрасовым и И. И. Панаевым, где опубликовал годовые обзоры «Взгляд на русскую литературу 1846 года», «Взгляд на русскую литературу 1847 года», «Ответ „Москвитянину"», в которых в окончательном виде изложил свою концепцию истории реализма в русской литературе. Б. охарактеризовал значение натуральной школы, представленной в произведении А. И. Герцена, И. А. Гончарова, И. С. Тургенева, Ф. М. Достоевского, Д. В. Григоровича. С мая по октябрь 1847 Б. лечился за границей. Его сопровождали И. С. Тургенев и П. В. Анненков. В июле 1847 в Зальцбрунне Б. написал «Письмо к Гоголю» по поводу «Выбранных мест из переписки с друзьями» (1846), в котором, не стесняемый цензурой, сформулировал своё «политическое завещание» и призвал великого писателя вернуться на прежний путь реализма и сатиры. Революция 1848 во Франции усилила цензурно-полицейский террор в России. Б. вызывали в Третье отделение; только смерть спасла его от ареста и заключения в крепость.

Б. был первым русским революционным демократом, который ещё при крепостном праве был «предшественником полного вытеснения дворян разночинцами в нашем освободительном движении...» (Ленин В. И., Полн. собр. соч., 5 изд., т. 25, с. 94). В «Письме к Гоголю» Б. требовал полного освобождения крестьян, отмены телесных наказаний и соблюдения элементарной законности в стране. Б. был противником славянофильской идеализации русской патриархальности, но выступал и против некритического отношения некоторых либералов-западников к европейским буржуазным порядкам. Он знал, что капитализм ‒ новое рабство для народа, но России не миновать буржуазного пути развития. Человечество, однако, не остановится и на буржуазном этапе, на смену ему придёт социализм. При этом Б. в популярных тогда системах утопического социализма (Сен-Симон, Фурье) ценил только критическое начало.

Б. сделал литературную критику выражением целостного философского миросозерцания. Глубоко постигнув диалектику Гегеля, Б. разработал объективные, исторические критерии искусства, порвав с вкусовой «романтической» критикой. Он развил диалектическую «идею отрицания», как второе важнейшее звено в познании жизни, после её «приятия» как непреложного факта. К середине 40-х гг. Б. стал материалистически решать многие вопросы философии. Он оспаривал позитивизм О. Конта (в изложении Литтре) и указывал, что духовную деятельность человека нужно отличать от его физической деятельности, но не отделять, как нечто независимое от неё (письмо к Боткину от 17 февраля 1847). Б. знал о философии Л. Фейербаха, но материализм не приобрёл у него конкретной формы «антропологического» материализма.

Философские взгляды Б. были методологической основой для разработки его эстетики. Он стал основоположником русской реалистической эстетики и литературной критики.

Б. определял искусство как «мышление в образах». Искусство тождественно с наукой по содержанию, отличаясь от неё по форме. Оно не терпит отвлечённых представлений, а типизирует действительность в конкретно-чувственных образах. Но создания поэта ‒ не копии с действительности, а как бы второй, повторённый мир, как возможность, получившая своё осуществление; художник воспроизводит её с сознанием цели, «заражает» определёнными идеями, пониманием жизненных противоречий. Из всех форм искусства высшая ‒ это поэзия, искусство слова: здесь «форма» адекватна мысли. Роды поэзии ‒ эпос, лирику, драму ‒ Б. рассматривал как различные стороны познания, с точки зрения «взаимных отношений сознающего духа ‒ субъекта к предмету сознания ‒ объекту». Из всех жанров Б. выделял роман и повесть как «эпос новейшего мира», наиболее ёмкие формы изображения сложной современности. Долгое время Б., вслед за Ф. Шеллингом, утверждал, что творчество «бессознательно». Ему было важно подчеркнуть вечность, устойчивость искусства, независимость от конъюнктурных моментов, заказов политики «официальной народности». Философская эволюция Б. от идеализма в духе Шеллинга, а затем Гегеля к материализму Фейербаха сказалась и в его эстетических воззрениях. От отвлечённого понимания искусства как мышления в образах он пришёл к пониманию искусства как образного воспроизведения жизни. Б. отказался от тезиса о «бессознательности» творчества. Он подчёркивал как положительный факт, что молодые писатели натуральной школы отличаются от своего учителя Гоголя тем, что творят «сознательнее» его, вооружены передовыми теориями (см. письмо К. Д. Кавелину от 7 декабря 1847).

Вначале Б. употреблял нерасчленённо понятия национальность и народность, сводя их сущность к верности передачи быта, нравов, жизненного колорита. Но с середины 40-х гг. Б. начал расчленять эти понятия, всё более придавая понятию народности демократическое содержание. Народность заключалась для Б. уже не только в правде жизни, но и в критике крепостничества. Связывая начало русской литературы с реформами Петра I, Б. ошибочно утверждал, что она была «пересадным» растением. Но дальнейший её путь к реализму Б. рассматривал исторически и сделал много глубоких обобщений. С самого своего начала русская литература 18 в. потекла двумя руслами: от Ломоносова ‒ отображая общегосударственные, патриотические мотивы, идеальные стремления общества, и от Кантемира ‒ всё смелее, сатирически разоблачая крепостнический строй. В произведениях Пушкина обе линии слились, придав его творчеству универсальный характер.

Б. рассматривал Пушкина как первого национального поэта России. Мастерски сочетая анализ исторический и эстетический, Б. показал величие Пушкина как «поэта действительности». Однако он недооценил прозу Пушкина. Б. разъяснял глубоко русский, бунтарский характер поэзии Лермонтова, гуманизм и народность поэта. В «Ревизоре» и «Мёртвых душах» Гоголя Б. ценил страстную, осуждающую российские порядки «субъективность» писателя, яркий типизм его героев. Обладая отличным художественным вкусом, Б. сумел определить по ранним произведениям Герцена, Некрасова, Тургенева, Гончарова, Достоевского, в чём заключалось неповторимое своеобразие их таланта.

Б. считал, что критика ‒ это «движущаяся эстетика». Требуя от литературной критики конкретно-исторического подхода к явлениям искусства, Б. считал, что она должна откликаться на все живые вопросы современности. Б. был «центральной натурой» идейной и политической борьбы 30‒40-х гг. 19 в. в России. Он сочетал философское мышление и литературно-критический талант и пафос революционного публициста. Своё творчество Б. подчинял задачам борьбы против крепостничества, за развитие общественного сознания и русской реалистической литературы. Традиции его критики продолжены Н. Г. Чернышевским, Н. А. Добролюбовым.

Соч.: Полн. собр. соч., т. 1‒13, М.‒Л., 1953‒59; Полн. собр. соч., т. 1‒11, под ред. С. А. Венгерова. СПБ, 1900‒17, Т.12-13, под ред. В. С. Спиридонова, М.‒Л., 1926‒48; Собр. соч., т. 1‒3, М., 1948; Избр. пед. соч., М.‒ Л., 1948.

Лит.: Ленин В. И., О литературе и искусстве, М., 1957; Чернышевский Н. Г., Очерки гоголевского периода русской литературы, Полн. собр. соч., т. 3, М.‒Л., 1947; Плеханов Г. В., Литература и эстетика, т. 1, М., 1958; Пыпин А. Н., Белинский, его жизнь и переписка, 2 изд., СПБ, 1908; Литературное наследство, т. 55‒57, М., 1948‒51; Белинский‒историк и теоретик литературы, сб. ст., М.‒Л., 1949; Медынский Е. Н., Педагогические идеи В. Г. Белинского, М., 1948; Мордовченко Н., Белинский и русская литература его времени, М.‒Л., 1950; Бурсов Б., Вопросы реализма в эстетике революционных демократов, М., 1953; Мезенцев П., Белинский. Проблемы идейного развития и творческого наследия, М., 1957; Кулешов В. И., «Отечественные записки» и литература 40-х гг. XIX в., М., 1959; Оксман Ю. Г., Письмо Белинского к Гоголю как историч. документ, в его кн.: От «Капитанской дочки» к «Запискам охотника», Саратов, 1959; его же, Летопись жизни и творчества В. Г. Белинского, М., 1958; Лаврецкий А., Эстетика Белинского, М., 1959; Поляков М., Виссарион Белинский. Личность ‒ идеи ‒ эпоха, М., 1960; Гуляев Н. А., В. Г. Белинский и зарубежная эстетика его времени, [Каз.], 1961; Белинский в воспоминаниях современников, [М.], 1962; Белинский и современность, М., 1964; Нечаева В. С., В. Г. Белинский. Начало жизненного пути. 1811-1830, М., 1949; её же, В. Г. Белинский. Учение в университете и работа в «Телескопе» и «Молве». 1829‒1836, М., 1954; её же, В. Г. Белинский. Жизнь и творчество, 1836‒1841, М., 1961; её же, В. Г. Белинский. Жизнь и творчество. 1842‒1848, [М.], 1967.

В. И. Кулешов

.

БЕЛИНСКИЙ Виссарион Григорьевич (1811-48) - русский литературный критик. Сотрудничал в журналах "Телескоп" (1833-36), "Отечественные записки" (1839-46) и "Современник" (1847-48). Стремился создать литературную критику на почве философской эстетики (в основном под влиянием идей Ф. Шеллинга и Г. Гегеля). Поставив во главу угла критику существующей действительности, разработал принципы натуральной школы - реалистического направления в русской литературе, главой которого считал Н. В. Гоголя. В ежегодных обзорах литературы, в статьях об А. С. Пушкине (11 статей, 1843-46), М. Ю. Лермонтове и др. давал конкретно-исторический анализ их творчества, раскрывая самобытность, народность, гуманизм, как важнейший критерий художественности их произведений.

(1811-1848), русский литературный критик, публицист. Родился 30 мая 1811 в Свеаборге (ныне Суоменлинна, Финляндия). В 1829-1832 учился на словесном отделении Московского университета. В 1833 становится участником философского кружка Н.В.Станкевича. В 1834-1836 Белинский - ведущий литературный критик журналов "Телескоп" и "Молва". В 1839-1846 сотрудничал в "Отечественных записках", затем - в "Современнике". Умер Белинский в Петербурге 26 мая 1848. В молодости Белинский пережил глубокое увлечение немецкой философией, эстетикой романтизма, идеями Шеллинга, Фихте, Гегеля. Существенное влияние на него оказали Станкевич и Бакунин, бывшие в ту пору убежденными гегельянцами. О том, насколько эмоциональным было восприятие Белинским гегелевского учения, свидетельствует его признание в письме Бакунину: "Ты показал мне, что мышление есть нечто целое.., что в нем все выходит из одного общего лона, которое есть Бог, сам себя открывающий в творении". Однако верным гегельянцем критик был сравнительно недолго. Уже в начале 1840-х годов он резко критикует рационалистический детерминизм гегелевской концепции прогресса, утверждая, что "судьба субъекта, индивидуума, личности важнее судеб всего мира". В абсолютном идеализме Гегеля для него теперь "так много кастратского, т.е. созерцательного или философского, противоположного и враждебного живой действительности". На смену восторженному восприятию "разумности" исторического развития приходит не менее страстная апология личности, ее прав и ее свободы: "Во мне развилась какая-то дикая, бешеная, фанатическая любовь к свободе и независимости человеческой личности, которые возможны только при обществе, основанном на правде и доблести". "Фанатический" персонализм был непосредственным образом связан с его увлечением социалистическими идеалами. Социальная критика Белинским буржуазной цивилизации имела преимущественно этическую направленность: "Не годится государству быть в руках капиталистов, а теперь прибавлю: горе государству, которое в руках капиталистов. Это люди без патриотизма, без всякой возвышенности в чувствах. Для них война или мир значат только возвышение или упадок фондов - далее этого они ничего не видят". Дальнейшая эволюция взглядов Белинского сопровождалась усилением критического отношения к философскому идеализму. "Законы ума, - писал критик, - должны наблюдаться в действиях ума. Это дело логики, науки, непосредственно следующей за физиологией, как физиология следует за анатомией. Метафизику к черту: это слово означает сверхнатуральное, следовательно, нелепость, а логика, по самому своему этимологическому значению, значит и мысль, и слово. Она должна идти своей дорогою, но только не забывать ни на минуту, что предмет ее исследований - цветок, корень которого в земле, т.е. духовное, которое есть не что иное, как деятельность физического". Религиозные убеждения молодости уступают место настроениям явно атеистическим. В 1845 Белинский пишет Герцену, что "в словах Бог и религия вижу тьму, мрак, цепи и кнут". Двумя годами позже в своем знаменитом письме к Гоголю он подвергает суровой критике религию и церковь. Эти настроения позднего Белинского вполне симптоматичны: в российском западничестве начинает доминировать идеология политического радикализма.

ЛИТЕРАТУРА

Венгеров С.А. Эпоха Белинского. Пг., 1919 Иванов-Разумник Р.В. Книга о Белинском. Пг., 1923 Белинский В.Г. Полное собрание сочинений, тт. 1-13. М., 1953-1959 Белинский в воспоминаниях современников, 2-е изд. М., 1977 Шпет Г. К вопросу о гегельянстве Белинского: Этюд. - Вопросы философии, 1991, № 7

БЕЛИНСКИЙ Виссарион Григорьевич

(1811-1848) -рус. литературный критик, публицист, философ. В 1829—1832 учился в Московском ун-те, откуда под надуманным предлогом был отчислен за левые убеждения. Сотрудничал в различных газетах и журналах, сразу проявив талант литературного критика; его публицистическое творчество органически включало в себя и филос. размышления. Посещал кружок Н.В. Станкевича, где изучал произведения Г.В.Ф. Гегеля, а также И. Канта, И.Г. Фихте, Ф.В.Й. Шеллинга. На взглядах Б. того времени отразилось учение Гегеля о разумном и действительном; в кон. 1830-х гг. разделял консервативные следствия этого учения. Б. заключил, что существующая российская действительность разумна, и примирился с ней. В 1839 переехал в Петербург, стал ведущим журналистом «Отечественных записок». Вскоре он отказался от своих «примирительных» взглядов. Гегелевскую диалектику Б. стал переосмысливать в материалистическом плане. В 1840-х гг. филос. материализм сочетается у него с революционным демократизмом. Б. стоит у истоков рус. социализма. Идея социализма, к которой он пришел в 1841, стала для него «идеею идей». В 1847 вместе с Н.А. Некрасовым и И.И. Панаевым возглавил жур. «Современник». Летом того же года друзья отправили его для лечения за границу. Там Б. написал письмо к Н.В. Гоголю по поводу его кн. «Выбранные места из переписки с друзьями», в котором содержался социально-философский анализ общественно-политического строя России и православия, давались резко отрицательные их оценки. Письмо сразу стало распространяться в копиях. Оно стало известно правительству лишь после смерти Б., последовавшей через несколько месяцев. Имя Б. было запрещено упоминать в печати.

Бели́нский Виссарион Григорьевич

(1811—1848), литературный критик. Сотрудничал в журнале «Телескоп» (1833—1836), «Отечественные записки» (1839—1846) и «Современник» (1847—1848). Стремился создать универсальную литературную критику на почве философской эстетики (в основном под влиянием идей Ф. Шеллинга и Г. Гегеля). Поставив во главу угла критику существующей действительности, разработал принципы натуральной школы, главой которой считал Н. В. Гоголя. В ежегодных обзорах литературы, в статьях об А. С. Пушкине (11 статей, 1843—1846), М. Ю. Лермонтове и других дал конкретно-исторический и эстетический анализ их творчества, раскрывая национальную самобытность, народность, гуманизм как важнейшие критерии художественности их произведений.

* * *

БЕЛИНСКИЙ Виссарион Григорьевич

БЕЛИ́НСКИЙ Виссарион Григорьевич (1811—48), русский литературный критик. Сотрудничал в журналах «Телескоп» (1833—36), «Отечественные записки» (1839—46) и «Современник» (1847—48). Стремился создать литературную критику на почве философской эстетики (в основном под влиянием идей Ф. Шеллинга и Г. Гегеля). Поставив во главу угла критику существующей действительности, разработал принципы натуральной школы(см. НАТУРАЛЬНАЯ ШКОЛА) — реалистического направления в русской литературе, главой которого считал Н. В. Гоголя. В ежегодных обзорах литературы, в статьях об А. С. Пушкине (11 статей, 1843—46), М. Ю. Лермонтове и др. давал конкретно-исторический анализ их творчества, раскрывая самобытность, народность, гуманизм, как важнейший критерий художественности их произведений.

БЕЛ́́ИНСКИЙ Виссарион Григорьевич (1811—48), рус. лит. критик, революц. демократ. Дет. годы провел в Чембаре (ныне г. Белинский, в 16 км от Тархан). Учился в Пензенской гимназии (1825—28), затем в Моск. ун-те на словесном отд. (1829—32), почти одновременно с Л. (1830—32). Б. и Л. слушали курсы лекций по рус. словесности П. Б. Победоносцева, по истории — М. Т. Каченовского, М. П. Погодина и др. Однако сведений об их знакомстве в то время не имеется. Трагедия Б. «Дмитрий Калинин» (1830) и драма Л. «Странный человек» (1831) имеют много общего: в своих юношеских произв. Б. и Л. осудили одни и те же факты крепостнич. действительности, известные им как жителям Пензен. губ.Впервые Б. встретился с Л. на квартире Н.М.Сатина в Пятигорске в июле 1837. Б., объединявший в этот период в своих воззрениях субъективный идеализм и просветительство, завел разговор о Вольтере и Дидро, на что иначе настроенный Л. отвечал ироническими «шуточками», к-рые произвели тяжелое впечатление на Б., и он ушел, «едва кивнув головой». Так, — заключает Сатин, — встретились и разошлись в первый раз эти две замечательные личности. Через два или три года они глубоко уважали и ценили друг друга».

В. Г. Белинский. Автолитография К. А. Горбунова. 1843.

По достоинству Б. оценил Л. — человека и поэта — позже, когда в 1839 на страницах «ОЗ» стали регулярно печататься его стихи. По свидетельству П. В. Анненкова, Б. «носился с каждым стихотворением» Л. и «прозревал в каждом из них глубину его души, больное, нежное его сердце». Проникнутое бунтарским духом творчество Л., обличавшее рус. социальную жизнь, оказало существенное влияние на Б. в момент критич. пересмотра им теории «примирения с действительностью», к-рой он отдал дань в 1837—40. «Несмотря на то, что характер лермонт. поэзии противоречил временному настроению критика, молодой поэт, по силе таланта и смелости выражения, не переставал волновать, вызывать и дразнить критика. Лермонтов втягивал Белинского в борьбу с собою, которая и происходила на наших глазах» (П. В. Анненков). Восторж. отзывы о стих. Л. содержатся во многих письмах Б. к друзьям. Он писал, что «на Руси явилось новое могучее дарование» и что «Пушкин умер не без наследника», решительно заявляя: «Лермонтов великий поэт: он объектировал современное общество и его представителей» (XI, с. 378, 441, 527). В апр. 1840 Б. посетил в Ордонансгаузе Л., арестованного за дуэль с Э. Барантом. Встреча произвела на него огромное впечатление. «Глубокий и могучий дух!.. — писал критик В. П. Боткину. — Я с ним спорил и мне отрадно было видеть в его рассудочном, охлажденном и озлобленном взгляде на жизнь и людей семена глубокой веры в достоинство того и другого. Я это сказал ему — он улыбнулся и сказал: «Дай бог!»» (XI, 508—509). Первый печатный отзыв Б. о Л. вызвала «Песня про... купца Калашникова», опубл. в 1838 анонимно. Еще не зная имени автора, Б. сообщал рус. публике: «Если это первый опыт молодого поэта, то не боимся попасть в лживые предсказатели, сказавши, что наша литература приобретает сильное и самобытное дарование» (II, 411). Положительно была оценена критиком и «Тамбовская казначейша», также напечатанная без подписи автора в 1838 (см. III, 57). Первые упоминания Б. имени Л. в печати относятся к апр. 1839 и связаны с его отзывами об опубл. к этому времени в «ОЗ» стих. «Дума», «Поэт», «Не верь себе» и др. и повести «Бэла».Высоко оценив Л.-поэта, Б. сразу же отметил не меньшие достоинства его прозы. Говоря о «Бэле», он писал: «Здесь в первый еще раз является г. Лермонтов с прозаическим опытом — и этот опыт достоин его высокого поэтического дарования. Простота и безыскусственность этого рассказа — невыразимы, и каждое слово в нем так на своем месте, так богато значением... Чтение прекрасной повести г. Лермонтова многим может быть полезно еще и как противоядие чтению повестей Марлинского» (III, 188).С выходом в свет «Героя нашего времени» Б. в первой же своей рец. отметил в романе «глубокое чувство действительности, верный инстинкт истины», «богатство содержания», «глубокое знание человеческого сердца и современного общества», «неисчерпаемое обилие эстетической жизни», «самобытность и оригинальность», образующие в своей совокупности «совершенно новый мир искусства». «В основной идее романа...лежит важный современный вопрос о внутреннем человеке», и потому, предсказывал критик, «роман должен возбудить всеобщее внимание» (IV, 146). Развернувшаяся вскоре полемика вокруг «Героя...» подтвердила правильность этого прогноза.Мир худож. образов романа Б. раскрыл в посв. ему большой статье, опубл. в 6-й и 7-й книжках «ОЗ» за 1840. В отличие от критиков охранит. лагеря, стремившихся доказать, что гл. герой романа Л., этот «пигмей зла», «не имеет в себе ничего существенного, относительно к чисто русской жизни», что он «только призрак, отброшенный на нас Западом», принадлежащий «к миру мечтательному» (С. П. Шевырев), Б. не ставил перед собой задачу осудить или оправдать Печорина. Он увидел в герое Л. правдивое худож. обобщение. По его мнению, «Печорин... это Онегин нашего времени, герой нашего времени», а роман в целом — «грустная дума о нашем времени». При этом критик подчеркивал, что «Печорин выше Онегина по идее», делая оговорку, что «это преимущество принадлежит нашему времени», а не Л. В отличие от Онегина, Печорин уже «не равнодушно, не апатически несет свое страдание: бешено гоняется он за жизнью, ища ее повсюду; горько обвиняет он себя в своих заблуждениях. В нем неумолчно раздаются внутренние вопросы, тревожат его, мучат, и он в рефлексии ищет их разрешения...» (IV, 265—66).Статья о «Герое...» писалась летом 1840, когда Б. искал в самой действительности путь к преодолению своих «примирительных» умонастроений. Кризис мировоззрения критика отразился и на трактовке образа Печорина. Характеризуя отношение Печорина к миру, Б. писал, что дух его «... созрел для новых чувств и новых дум, сердце требует новой привязанности: действительность — вот сущность и характер всего этого нового. Он готов для него: но судьба не дает ему новых опытов, и, презирая старые, он все-таки по ним же судит о жизни. Отсюда это безверие в действительность чувства и мысли, это охлаждение к жизни, в которой ему видится то оптический обман, то бессмысленное мелькание китайских теней. Это — переходное состояние духа, в котором для человека все старое разрушено, а нового еще нет, и в котором человек есть только возможность чего-то действительного в будущем и совершенный призрак в настоящем» (IV, 253). Б. признавал право Печорина на бунт против действительности, но еще считал этот бунт отражением хотя и необходимого, но временного момента в его развитии. Б. склонен был отождествить мировосприятие Л. и героя его романа. Он утверждал, что «хотя автор и выдает себя за человека, совершенно чуждого Печорину, но он сильно симпатизирует с ним, и в их взгляде на вещи — удивительное сходство» (IV, 262). Тут же Б. разъяснял, как он понимает жизненную позицию автора: «Он, видимо, находится в том состоянии духа, когда в нашем разумении всякая мысль распадается на свои же собственные моменты, до тех пор, пока наш дух не созреет для великого процесса разумного примирения противоположностей в одном и том же предмете» (там же).Два другие «интереснейшие лица романа» характеризовались Б. в их отношении к гл. герою. В противоположность Печорину, Грушницкий является олицетворением пошлого довольства жизнью, несмотря на стремление украсить себя ореолом романтич. разочарованности. Максим Максимыч, напротив, «получил от природы человеческую душу, человеческое сердце» (IV, 205). Добрый, милый, «столь человечный» Максим Максимыч является антиподом эгоистического и разочарованного Печорина. Максим Максимыч не понял смысла терзающих Печорина сомнений, ибо мир высшей духовной жизни ему недоступен. Однако узость понятий и наивность восприятия действительности Белинский объяснил не особенностями натуры Максима Максимыча, а отсутствием должного образования и жизнью в однообразной обстановке воинской службы.Отказ Б. признать «разумной» окружающую его действительность к кон. 1840 получил в его сознании теоретич., филос. обоснование. Он пришел к убеждению, что без «идеи отрицания» история человечества превратилась бы в стоячее и вонючее болото» (XI, 576). Признав, т.о., право личности бороться за переустройство общества, Б. отказался от абстрактно-худож. т.з. в оценке лит. произв. Уже во 2-й части статьи о «Герое...» Б. стремился обратиться «от теорий об искусстве... к жизни и говорить о жизни» (XI, 540). Эпиграфом к своему первому обзору «Русская литература в 1840 году» Б. взял цитату из «Думы» Л. Сочувственно цитируя стих. «Журналист, читатель и писатель», Б. заключает: «Литература должна быть выражением жизни общества, и общество ей... дает жизнь» (IV, 434). Еще в большей мере проникнута стремлением связать литературу с действительностью ст. «Стихотворения М. Лермонтова», появившаяся во 2-й книжке «ОЗ» за 1841. Ей предшествовала рецензия, в к-рой Б., говоря о спорах в критике вокруг творчества Л., прямо утверждал, что «Л. — талант необыкновенный, обещающий в будущем нечто гениальное, великое» (IV, 375).Статья о стихотворениях Л. открывалась обширным теоретич. вступлением, в к-ром поставлены кардинальные вопросы отношения иск-ва к действительности, сущности и назначения поэзии. Б. отмечал: «Немного поэтов, к разбору произведений которых было бы не странно приступать с таким длинным предисловием, с предварительным взглядом на сущность поэзии: Лермонтов принадлежит к числу этих немногих...». Разносторонняя характеристика «стихий поэзии» Л. подводит критика к выводу: «Чем выше поэт, тем больше принадлежит он к обществу, среди которого родился, тем теснее связано развитие, направление и даже характер его таланта с историческим развитием общества» (IV, 502).Сравнивая Л. с Пушкиным, Б. констатирует, что Л. «поэт совсем другой эпохи и что его поэзия — совсем новое звено в цепи исторического развития нашего общества» (IV, 503). Совр. ему эпоху критик рассматривает как «век сознания, философствующего духа, размышления», поэтому «в наше время отсутствие в поэте внутреннего (субъективного) элемента есть недостаток» (IV, 518, 520). «Великий поэт, говоря о себе самом... говорит об общем», в его произв., «в его душе всякий узнает свою и видит в нем не только поэта, но и человека, брата своего по человечеству». В связи с этим критик делит стих. Л. на «субъективные» и «чисто художественные». Чрезвычайно высоко оценивая и те, и другие, он отдает предпочтение первым. В таких стих., как «Дума», «Поэт», «Не верь себе», «Как часто, пестрою толпою окружен», «И скучно и грустно», «Благодарность», отнесенных Б. к разряду «субъективных», он видит отражение духа своего времени: «По этому признаку мы узнаем в нем поэта русского, народного» (IV, 521). Свидетельством о «кровном родстве духа поэта с народным духом» является, по убеждению Б., и «Песня про... купца Калашникова»; в ней «поэт вошел в царство народности, как ее полный властелин», и, «проникнувшись ее духом, слившись с нею, он показал только свое родство с нею, а не тождество» (IV, 517).Отрицание в поэзии Л. всего уклада жизни совр. об-ва критик ставил в органич. связь с мечтой о высоком идеале. Если в «Песне...» поэт «от настоящего мира не удовлетворяющей его русской жизни перенесся в ее историческое прошедшее..., усвоил себе склад его старинной речи, простодушную суровость его нравов, богатырскую силу и широкий размет его чувства», то в «Мцыри» изобразил героя с «огненной душой», «могучим духом» и «исполинской натурой». «Это любимый идеал нашего поэта, это отражение в поэзии тени его собственной личности. Во всем... веет его собственным духом, поражает его собственной мощью» (IV, 504, 537).Здесь же Б. затронул распространявшуюся в списках поэму «Демон». «Как жаль, — писал критик, — что не напечатана другая поэма Л., действие которой совершается тоже на Кавказе... мы говорим о «Демоне». Мысль этой поэмы глубже и несравненно зрелее, чем мысль «Мцыри»...» (IV, 544). Б. принимает участие в подготовке текста поэмы для опубликования ее в «ОЗ», изготовляет список «Демона» для своей невесты М. В. Орловой, читает его знакомым, цитирует в переписке, делится своими мыслями о нем с друзьями. Подытоживая свои размышления над поэмой Л., он писал: «Демон сделался фактом моей жизни, я твержу его другим, твержу себе, в нем для меня — миры истин, чувств, красот» (XII, 86). Впоследствии в одной из статей о Пушкине Б. скажет, имея в виду обобщенный образ демона в творчестве Л.: «Это уже демон совсем другого рода,...он отрицает для утверждения, разрушает для созидания...Это демон движения, вечного обновления, вечного возрождения...» (VII, 555). Заканчивая статью о стихах Л., Б. с уверенностью предсказывал, что «недалеко то время, когда имя его в литературе сделается народным именем и гармонические звуки его поэзии будут слышимы в повседневном разговоре толпы...» (IV, 547).Гибель Л. критик воспринял как невосполнимую утрату для рус. лит-ры, как событие, непосредственно связанное с обществ.-политич. борьбой. «Лермонтов убит наповал — на дуэли. Оно и хорошо: был человек беспокойный и писал хоть хорошо, но безнравственно», — писал он с сарказмом (XII, 61). В рец. на 2-е изд. романа Л., появившееся в авг. 1841, Б. писал: «...мы встречаем новое издание «Героя нашего времени» горькими слезами о невозвратимой утрате, которую понесла осиротелая русская литература в лице Лермонтова!..». Здесь Б. говорит об особом «лермонтовском элементе», пронизывающем все его творчество, «столь тесно соединенном с личностью творца», образующем «новый дотоле невиданный мир...» (V, 452—53). В марте 1842 в письме к Боткину Б. развивает свое понимание сущности творчества Л. как отражение нового, послепушкинского этапа в развитии рус. поэзии: «...содержание, добытое со дна глубочайшей и могущественнейшей натуры, исполинский взмах, демонский полет — с небом гордая вражда — все это заставляет думать, что мы лишились в Лермонтове поэта, который по содержанию шагнул бы дальше Пушкина» (XII, 84—85). В 1842—43 появилось несколько неизв. стих. Л., что дало повод Б. еще раз вернуться к общей оценке творчества поэта. «Л. — поэт беспощадной мысли — истины», — писал он, — его поэзия «растет на почве беспощадного разума и гордо отрицает предание». По мнению Б., осн. «пафос поэзии Л. заключается в нравственных вопросах о судьбах и правах человеческой личности» (VII, 36—37). Эти проблемы были близки и самому Б. Одним из последних замыслов Б., оставшихся неосуществл., была большая итоговая статья о Л. В статьях Б. творчество Л. впервые получило глубокое истолкование, определено его место и значение в лит. процессе, раскрыта связь с духовной историей рус. об-ва и непреходящее худож.-эстетич. значение. Оценки Б. до настоящего времени служат верным ориентиром в изучении творчества Л.Соч.: Елена, поэма г. Бернета. 1838, в кн.: Белинский, т. 2, с. 411; Современник, кн. 11—12, там же, т. 3, с. 57; Русские журналы, там же, т. 3, с. 188—91; Герой нашего времени. Соч. М. Лермонтова, там же, т. 4, с. 145—47; Герой нашего времени. Соч. М. Лермонтова, там же, с. 173—175; Герой нашего времени. Соч. М. Лермонтова, там же, с. 193—270; Стихотворения М. Лермонтова, там же, с. 371—378; Стихотворения М. Лермонтова, там же, с. 479—547; Герой нашего времени. Соч. М. Лермонтова, там же, т. 5; с. 451—456; Библиографич. и журнальные известия, там же, т. 7, с. 33—38; см. также: Белинский, т. 11, 12 (письма), т. 13 (по указат. имен) и отд. изд.: Белинский В. Г., М. Ю. Лермонтов. Статьи и рецензии. Ред., вступит. ст. и примеч. Н. И. Мордовченко, Л., 1940.Лит.: [Венгеров С. А.], Соотношение между юношеской драмой Белинского и юношеской драмой Л., в кн.: Белинский В. Г., Полн. собр. соч., т. 1, СПБ, 1900 с. 133—36; Долинин А. С., В. Г. Белинский о М. Ю. Л., «Уч. зап. Ленингр. пед. ин-та им. Покровского», 1940, т. 4, в. 2, с. 120—63; Кандиев Б. И., Л. в оценке Белинского, «Уч. зап. Сев.-Осет. пед. ин-та», 1940, т. 2 (15), в. 1, с. 108—33; Лаврецкий А., Л. в оценке революц. демократов, «Лит. критик», 1940, № 2, с. 9—31; Гиреев Д. А., Белинский и Л., Пятигорск, 1948; Бродский (6), с. 730—40; Мордовченко Н. И., Белинский и рус. лит-ра его времени, М. — Л., 1950, с. 84—152; Панаев И. И., Лит. воспоминания, М., 1950, с. 132—37; Михайлова А. (4), с. 261—72; Анненков П. В., Лит. воспоминания, М., 1960, с. 178—82; Сатин Н. М., в кн.: Воспоминания; Нечаева В. С., В. Г. Белинский. Жизнь и творчество. 1836—1841, М., 1961, с. 323—35; Кийко Е., В. Г. Белинский, М., 1972, с. 49—58; Удодов (2), с. 399—419.