«Достоевский Федор Михайлович»

знаменитый романист, род. 30 окт. 1821 г. в Москве, в здании Марьинской больницы, где отец его служил штаб-лекарем. Мать, урожденная Нечаева, происходила из московского купечества (из семьи, по-видимому, интеллигентной). Семья Д. была многочисленная (всех детей было 7; Федор — второй сын; о старшем, Михаиле, см. выше), а средства небольшие. Жизнь в семье шла очень однообразно: удовольствия и гости составляли большую редкость. В маленькой казенной квартире дети проводили большую часть времени на глазах родителей; азбуке научила их мать. Позднее к старшим мальчикам ходили два учителя: диакон для Закона Божия и M-lle Сушард (впоследствии Драшусова) для французского языка. Отец пользовался всяким случаем, чтобы сообщать детям полезные сведения; он был очень суров и требователен и хотя никогда не бил детей, но сыновья боялись его. Он часто повторял детям, что он человек бедный, что они сами себе должны пробивать дорогу. Д. был ребенок очень живой, первый выдумщик в играх и шалостях. Он учился хорошо и рано начал читать. Ему шел 11-й год, когда родители его приобрели в Тульской губернии небольшое имение, где стали проводить летние месяцы. До тех пор он знал из "природы" только больничный сад да Марьину рощу; но о "народе" он уже имел некоторое понятие через няню, а особенно через деревенских кормилиц, которые рассказывали ему страшные сказки. Дом в деревне был маленький, и мальчики все время проводили на воздухе и в поле, часто среди крестьян. Это было лучшее время в жизни Д. В 1834 г. он поступил с братом Михаилом в известный пансион Чермака. В пансионе братья особенно увлекались уроками словесности, а дома все время отдавали чтению. Д. перечитал не один раз историю Карамзина, повести его же, Жуковского, ряд романов В. Скотта, Загоскина, Лажечникова, Нарежного, Вельтмана, а Пушкина оба брата знали почти наизусть. Ф. Д. шел 16-й год, когда он лишился матери; через несколько месяцев отец отвез его в СПб. и определил в начале 1838 г. в инженерное училище, одно из лучших учеб. заведений того времени. Но для Д. трудно было и выдумать условия антипатичнее тех, в какие он был там поставлен. Нервный, впечатлительный, болезненный, он не мог примириться с военной дисциплиной и шагистикой; для чертежей у него не хватало терпения; к математике сердце его совсем не лежало. Мнительность отца совсем не приучила его к товариществу, а с братом он должен был расстаться; состоятельность большинства товарищей доставляла не имевшему никаких карманных денег, самолюбивому Д. унизительное страдание. 17-тилетний юноша держится особняком от класса, приобретает репутацию нелюдимого чудака. У него развивается мучительное для него самого самолюбие; природная впечатлительность, скрываемая от окружающих, доходит до крайней степени. В 1841 г. Д. произведен в офицеры; в 1843 г. по окончании полного курса он зачислен на службу при с.-петербургской инженерной команде и командирован в чертежную инженерного департамента. И в офицерских классах училища, и потом на действительной службе он продолжает свою отшельническую жизнь, изводя себя над чтением и над попытками творчества. Из его писем к брату видно, что уже в 17 лет он весь ушел в литературу, даже до некоторого извращения мыслей и языка. Вот, наприм., что прочитано им в короткие летнии вакации: "Весь Гофман, русский и немецкий (т. е. не переведенный Кот Мур), почти весь Бальзак, Фауст Гете и его мелкие стихотворения, история Полевого, Уголино, Ундина, В. Гюго, кроме Кромвеля и Эрнани". Глубоко знаменательно соединение двух таких противоположностей, как чистокровный романтик и фантаст Гофман и реалист Бальзак. К этим двум именам следует прибавить еще третье — Жорж-Занда, романами которой Д. зачитывался около того же времени. Через много лет (в "Дневнике Писателя") вспоминает он, что после чтения Ускока всю ночь провел в лихорадке. Он восхищается Зандом за то, что она "проповедует красоту в милосердии, терпении и справедливости", за то, что она предчувствует более счастливое будущее человечества. Он бредит Шиллером, знает сонеты Шекспира, цитирует наизусть не только Гоголя и Грибоедова, но и Расина с Корнелем, которых сравнивает с Гомером; интересуется критикой и историей литературы. И выйдя в офицеры, Д. бредит одной литературой. Голова его переполнена планами изданий своих и чужих переводов; ими мечтает он уплатить свои долги и даже нажиться; он и любимого брата убеждает поддерживать увеличивающуюся семью литературными трудами. Можно думать, что на сцену русской литературы выходит какой-то литературный промышленник. Но Д. сам себя обманывает: дело совсм не в деньгах, а в страстном влечении к литературной деятельности.

Осенью 1844 г. Д. подает в отставку, он намерен жить литерат. трудом и "адски работать". Переписав свою первую повесть, он уже сравнивает себя с Пушкиным и Гоголем и так же, как они, желает "крепиться и не писать на заказ". Он жалеет, что будет принужден отдать свое первое произведение в "Отеч. Зап. ", "разумеется, за бесценок", но утешает себя тем, что его прочтут по крайней мере 100000 человек и что через месяц он выпустит повесть отдельной книжкой: "ее купят все, кто покупает романы". В мае 1845 г. Д. отдал свою повесть не в "Отеч. Зап.", а по указанию Д. В. Григоровича Некрасову, собиравшемуся печатать "Сборник". Впечатление, произведенное ею на Некрасова, Григоровича, Белинского, было потрясающее. Белинский приветствовал его словами: "Вам правда открыта и возвещена, как художнику, досталась, как дар; цените же ваш дар, оставайтесь верны ей, и будете великим художником". Это была самая восхитительная минута во всей молодости Д.; в каторге он вспоминал о ней и укреплялся духом. Позднее члены того же литературного кружка далеко не с таким восторгом говорили о "Бедных людях". Последующие произведения Д. Белинский называл "нервическою чепухой" и с свойственной ему стремительностью готов был совсем разжаловать его из крупных писателей. Повесть написана истинным, хотя еще и малоопытным художником. На первом плане для него не красота и сила, а верность впечатления. Оттого его повесть местами и кажется растянутой, скучной, как часто бывает скучна и однообразна сама жизнь. Но автора нельзя считать реалистом чистого типа, простым наблюдателем жизни; он берет не средних людей, а людей особенных, именно несчастных и забитых, и в то же время с самой тонкой душевной организацией; он исследует их душу до крайней ее глубины, в моменты особенно сильного ее возбуждения. Он действует анализом, а не синтезом, как он сам говорит со слов Белинского. Успех, выпавший на долю "Бедных людей", мог бы вскружить голову и самому флегматичному, вполне зрелому человеку; болезненно самолюбивый Д. был возбужден им до крайней степени. Планы самые грандиозные так и кипят в его голове. Не кончив одной работы, он хватается за несколько новых. В каждом последующем произведении он мечтает сделать огромный шаг вперед, "заткнуть за пояс" и самого себя, и всех других. До своего ареста в 1849 г. Д., по-прежнему страшно много читавший, написал десять повестей, не считая множества набросков и вещей неоконченных. Самая обширная из повестей, непосредственно следующая за "Бедными Людьми", — "Двойник" ("Отеч. Записки" 1846 г.). Это одна из наиболее тяжелых, мучительных вещей Д. для чтения и одна из самых характерных по содержанию. Как "Бедные люди" — "Шинелью", так "Двойник" вдохновлен "Записками сумасшедшего" Гоголя, но отличается от них крайнею растянутостью и несравненно более глубоким анализом. В следующих повестях: "Прохарчин" ("От. Зап.", 1846 г.), "Слабое сердце" (т. же, 1848 г.), "Чужая жена" (т. же, 1848 г.), "Роман в 9 письмах" ("Совр.", 1847 г.), "Ревнивый муж" ("От. Зап.", 1848 г.), "Честный вор" ("Отеч. Зап.", 1848, под заглавием: "Рассказы бывалого человека"), "Елка и свадьба" ("От. Зап.", 1848 г. — наиболее стройное и изящное его произведение этого периода), Д. изучает тот же чиновничий мир, на который натолкнул его Гоголь; но он идет дальше учителя в двух отношениях. Типы у него гораздо разнообразнее: рядом с жалкими, придавленными до отупения или опустившимися до беспробудного пьянства "чиновниками для письма" и надутыми до потери человеческих чувств "их превосходительствами" он выводит и чиновников средней величины, обеспеченных материально и претендующих на бонтонность, и болезненно-чувствительных мечтателей в роде Васи ("Слабое сердце"), и грубоватых на вид, но счастливых чужим счастьем людей в роде Аркадия (там же). Во-вторых, Д. глубже исследует эти типы и их душевные движения и создает интереснейшие психические этюды, то ужасные по своей нагой беззастенчивости, то глубоко, до болезненности трогательные, но никогда не достигающие художественной ясности, прелести и законченности повестей Гоголя.

Особую группу представляет "Хозяйка" ("От. Зап.", 1817), "Белые ночи" ("От. Зап.", 1848) и "Неточка Незванова" (От. Зап.", 1849). Это — не физиологические картины служащего Петербурга, а первые наброски пробуждающегося творчества крупного художника. В руке его пока нет верности и твердости; он еще не может найти надлежащего тона; образы его еще неясны ему самому, но в них уже чувствуется созидающая сила; она слышится даже и в самом тоне речи, в оригинальном и сильном языке. Во всех этих трех повестях резко выступают особенности будущего Д.: его герои — люди "с судорожно напряженной волей и внутренним бессилием", люди, которым обида и унижение доставляют болезненное наслаждение — люди, которые в себе самих не могут отделить любви от ненависти и сами себя не понимают, себя самих "вместить не могут". В продолжение всего этого первого периода своей литературной деятельности Д., несмотря на хороший заработок, был кругом в долгах и "в тисках у нужды" — до того плохо умел он устраивать свои денежные и вообще практические дела. Здоровье его тоже было в очень неудовлетворительном состоянии; он несколько раз думал серьезно заняться им, но не было ни средств, ни времени. С кружком "Современника" он скоро совсем разошелся; с одним Белинским он поддерживал хорошие отношения довольно долго, хотя очень оскорблялся его неблагоприятными отзывами о последних его повестях.

"Неточка Незванова" осталась неоконченной вследствие катастрофы, постигшей Д.: в ночь на 23 апреля 1849 г. он был арестован и провел восемь месяцев в Алексеевском равелине Петропавловской крепости. Он написал там повесть "Маленький герой", напечатанную только в 1857 г. Причиной ареста было так называемое дело Петрашевского (см). Д. был судим за то, что посещал собрания у Петрашевского три года, слушал суждения и сам принимал участие в разговорах о строгости цензуры, и на одном собрании, в марте 1849 г., прочел полученное из Москвы от Плещеева письмо Белинского к Гоголю, потом читал его на собраниях у Дурова и отдал для списания копии Монбелли; на собраниях у Дурова слушал чтение статей, знал о предложении завести литографию, у Спешнева слушал чтение "Солдатской беседы". Приговор генерал-аудиториата о нем гласит: "За участие в преступных замыслах, распространение письма литератора Белинского, полного дерзких выражений против православной церкви и верховной власти, и за покушение, вместе с прочими, к распространению сочинений против правительства посредством домашней литографии" он ссылается на каторгу на 8 лет. Государь изменил это наказание, утвердив каторгу "на 4 года, а потом рядовым". 21 декабря 1849 г. Д. вместе с другими осужденными был вывезен на Семеновский плац, где всем им был прочитан приговор к смертной казни через разстреляние, потом объявлено помилование и приговор в окончательной форме. 24 декабря Д. был отправлен в Сибирь. В это время он не чувствовал себя подавленным и утешал при прощании брата Михаила, говоря, что "и в каторге не звери, а люди" и что по выходе из каторги ему "будет о чем писать". Дорога до Омска в суровое время года не легко отозвалась на здоровье Д.: у него открылись золотушные раны на лице и во рту. Жизнь Д. в остроге хорошо известна по "Запискам из мертвого дома", где, как он сам говорит, он "под вымышленными именами рассказал свою жизнь в каторге и описал своих прежних товарищей каторжных": краски только немного гуще в секретно пересланном, откровенном письме к брату, писанном 22 февраля 1854 г., т. е. почти сейчас же по выходе из острога. Относительно того, как повлияло на Д. одиночное заключение, приговор на Семеновском плацу и каторга, есть два совершенно противоположные мнения. Одни, опираясь на его же собственные слова, говорят, что судьба оказалась к нему "не мачихой, а суровой матерью", что страшное испытание, им вынесенное, излечило его от многих недостатков, выработало его убеждения, а наблюдение окружающего раскрыло перед ним такие горизонты и такие глубины души человеческой, каких не видал ни один писатель до него. Другие весь болезненный надрыв его произведений, его мистицизм и его переход из одного лагеря в другой объясняют тем, что каторга сломила его нравственно, не говоря уже о том, что окончательно погубила его здоровье. Первые забывают, что Д. и в ранних своих произведениях выказывал необыкновенную глубину анализа, а с другой стороны, он и после каторги остается тем же болезненно самолюбивым и нетерпеливым человеком и тем же поэтом безысходного страдания, душевных ненормальностей и болезней. Вторые упускают из виду слабые стороны произведений его первого периода. Что каторга не сломила Д., видно из той энергии и жажды умственной жизни, которая проявляется хотя бы в упомянутом письме к брату (он настоятельно просит у него и отцов церкви, и историков, и экономистов); но она не могла не надломить его, как это видно из приниженного тона тех же сибирских писем (брат Михаил для него "благодетель", сестры, которые не забыли его "горемычного", — ангелы) и из тех средств, которыми надеется он снискать себе полное прощение (патриотические стихотворения и пр.); да и 4 года невольного умственного застоя не могли пройти бесследно, не говоря уже о падучей болезни, которая теперь определилась совершенно ясно. Впрочем, этот "надлом" нисколько не отражается на "Записках из мертвого дома", над которыми он принимается работать по освобождении. "Записки из мертвого дома" — наиболее художественное, единственное безусловно-художественное произведение Достоевского, так как в них великая идея и прекрасная форма вполне уравновешены между собою. Во всех его последующих произведениях идея как будто подавляет самого автора и берет над формою верх; он стремится выразить эту идею с такою же силою и убедительностью, с какою сам сознает и чувствует ее, а это ему удается не сразу. Добившись, наконец, выражения точного и достаточно сильного, он не решается исключить все прежние попытки, так как в них известная сторона идеи выражена с большею ясностью, нежели в окончательной форме. Он, конечно, сознает, что от этого страдает стройность композиции; но он всегда склонен жертвовать красотою для истины. По той же причине Д., столь ревнивый к оригинальности своих произведений со стороны идеи, не задумываясь повторяет свои типы и положения, если находит, что их можно выразить еще сильней и рельефней, нежели он сделал это прежде. Но очень часто Д. не имел физической возможности выправить свое произведение и сделать его более сильным и стройным. Первая часть была уже в руках читателей в то время, когда он писал вторую. Причины, почему так исключительно посчастливилось "Зап. из мертвого дома", две: первая, конечно, — содержание, не выдуманное, а данное собственной жизнью, что для поэта правды всегда представляет огромные выгоды; вторая — та, что, работая над ними, Д. не мог иметь в виду скоро напечатать их по цензурным условиям, писал их почти для себя и таким образом имел полную возможность выносить их в душе своей.

После каторги солдатская служба не могла показаться Д. особенно тяжкой, да и продолжалась она недолго: 1 окт. 1855 г. он произведен в прапорщики. В это время в жизни его совершался роман, по-видимому, довольно болезненного характера; он закончился тем, что 6 марта 1856 г. в г. Кузнецке Д. женился на вдове Марье Дмитриевне Исаевой. Брак увеличил денежные нужды Д. (у него был пасынок, о котором он заботился всю последующую жизнь), и ему еще чаще пришлось обращаться за помощью к друзьям и брату Михаилу, который в это время стоял во главе торгового предприятия, шедшего довольно удовлетворительно (папиросная фабрика). В 1859 г. Д. Прощен, и ему дозволено выйти в отставку и вернуться в Россию. В этом же году он печатает две большие повести "Дядюшкин сон" ("Русское Слово") и "Село Степанчиково и его обитатели" ("Отеч. Зап."). "Дядюшкин сон" — одно из наименее субъективных произведений Д. Тема его до крайности невинная, не имевшая ни малейшего отношения к жгучим вопросам действительности: это — история неудачной попытки женить полуразвалившегося старика на красивой и умной барышне. Достоевский был, очевидно, недоволен тем, как он справился с этой темой, и через 15 лет переработал ее вновь в "Подростке", реальнее и глубже. "Село Степанчиково" — произведение вполне оригинальное, и тема эта у Д. уже никогда не повторялась. Обрабатывает его Д. еще в Сибири в 1856 г. О нем, надо думать, говорит Д. в письме к А. Майкову от 18 янв. 1856 г.: "я шутя начал комедию и шутя вызвал столько комической обстановки, столько комических лиц и так понравился мне мой герой, что я бросил форму комедии, несмотря на то, что она удавалась, собственно, для удовольствия как можно дольше следить за приключениями моего нового героя и самому хохотать над ним. Этот герой мне несколько сродни. Короче, я пишу комический роман, но до сих пор все писал отдельные приключения; написал довольно, теперь все сшиваю в целое". По возвращении в Россию Д., не имея права жить в столицах, поселился в Твери, но усиленно хлопотал о дозволении переехать в Петербург, и через несколько месяцев хлопоты его увенчались успехом. В 1860 г. Д. уже окончательно основался в Петербурге и с 1861 г. вместе с братом издает ежемесячный журнал "Время" (см), в котором печатает свой первый большой роман: "Униженные и оскорбленные" и "Записки из мертвого дома".

Роман "Униженные и оскорбленные" не очень высоко ставили даже самые близкие друзья Д. Это — фельетонный роман, говорили они; в нем куклы, ходячие книжки, а не люди, — и сам автор соглашался с ними, называл свой роман произведением диким, хотя и находил в нем полсотни страниц, которыми он мог гордиться, и два серьезных характера. Добролюбов поставил его ниже эстетической критики и поставил не голословно, а с очень вескими доводами и при полной симпатии к автору. Мнение публики, очевидно, совсем другое: в несколько лет роман выдержал 5 изданий и до сих пор читается почти так же усердно, как "Преступление и наказание" или "Карамазовы", и значительно больше, чем "Подросток", "Идиот", "Бесы". Роман, действительно, имеет вопиющие недостатки вследствие той страшной поспешности, с которой писал его Д. (он в то же время вел и несколько других отделов в журнале, и нес на себе по крайней мере половину забот по редакции); но здесь впервые развернулось нравственное миросозерцание вполне созревшего Д., не затемненное политикой и публицистикой. Основа этого миросозерцания — вера в человека, в чистоту его сердца, и глубокое убеждение, что спасение от всех зол жизни в нашей власти; надо только исполнить евангельскую заповедь: возлюби ближнего как самого себя. Люди добры по природе; они делают зло только по недоразумению: поймем это, и зло исчезнет. Алеша — один из тех характеров, оригинальностью которых справедливо гордился Д. Это взрослый ребенок, чистый сердцем, несмотря на свое воспитание в аристократическом доме негодяя-отца, несмотря на свою жизнь в кругу петербургской золотой молодежи; что бы он ни делал, все хорошие люди, все дети и все животные всегда будут любить его. Он ограничен, легкомыслен, вечно под чужим влиянием, а все-таки всегда и во всем прав, потому что не знает зла и не может понять его. В журн. "Время" (1862) Д. напечатал еще небольшую повесть "Скверный анекдот", носящую на себе довольно явные следы подражания "Губернским очеркам" Щедрина. Успех журнала обеспечивал братьев Д., и летом 1862 г. Д. мог съездить за границу полечиться (свои впечатления он описал в журнале "Время" за 1863 г., №№ 2 и 3). Запрещение "Времени" расстроило дела Достоевских; однако Д. опять был принужден на лето уехать за границу лечиться. С 1864 г. М. Достоевскому было разрешено издание журнала "Эпоха"; но она далеко не имела такого успеха, как "Время". В это время Д. был в Москве, сам больной и у постели умирающей жены (она скончалась 16 апр. 1864 г.) и почти не мог помогать брату; повесть "Записки из подполья" (один из самых глубоких и самых мучительно тяжелых психологических этюдов Д.) не была окончена к первым книжкам "Эпохи". 10 июня 1864 г. неожиданно скончался Михаил Д., и Ф. Д., уже переехавший в Петербург, взял на себя негласно редакторство и издательство. Несмотря на всю его энергию, отягченная долгами "Эпоха" не пошла, и в начале 1865 г. (на который однако же набралось 1300 подписчиков) в кассе не оказалось ни копейки, а у Д. — 15000 р. долгу и нравственная обязанность содержать семью покойного брата. В последней книжке "Эпохи" Д. начал печатать фантастическую повесть: "Крокодил. Необыкновенное событие, или пассаж в Пассаже", которая так и осталась неоконченной. Некоторая часть печати приняла это довольно неудачное произведение за памфлет на Чернышевского и вознегодовала на Д. за такое глумление над несчастием талантливого публициста; но Д. в 1873 г. печатно опроверг эту "пошлейшую сплетню".

В конце июля 1865 г. Д., кое-как устроив на время свои денежные дела, уехал за границу в Висбаден и там, к довершению своих материальных несчастий, проигрался в рулетку до копейки (он играл и в прежние поездки за границу и один раз выиграл 11000 франков; немного позднее он воспользовался своими наблюдениями и ощущениями, чтобы создать повесть "Игрок", слабую в художественном отношении, но интересную по глубине психологического анализа). Выпутавшись из критического положения с помощью старинного приятеля А. Е. Врангеля, Д. в ноябре приехал в Петербург и принялся усердно писать "Преступление и наказание", которое стало печататься в янв. книжке "Русского Вестника" за 1866 г. Роман произвел громадное впечатление, которому до некоторой степени способствовало поразительное его совпадение с действительностью: в то же время в Москве совершено было подобное преступление студентом Даниловым. Д. давно уже (с самой Сибири) обдумывал роман, где должны были действовать новые люди, но не решался писать его: крайне небрежно относясь к форме, он очень дорожил идеями своих произведений, и пока идея не выносилась в душе его, он не пытался ее обрабатывать. Наконец он решился, и успех превзошел его ожидания. "Преступление и наказание" — несомненно, лучший из его романов и одно из самых крупных и характерных произведений всего нашего столетия; нельзя идти дальше в глубине психологического анализа и в проповеди величайшей идеи нашего века — гуманности. Но герой не есть тип, и его слияние с "правдой народной" на каторге есть явление исключительное. Небрежность формы и растянутость чувствуются и здесь, только вследствие богатства содержания вредят гораздо менее. Несмотря на болезнь и отчаянное положение своих денежных дел, Д. в это время чувствовал большой прилив жизненных сил и душевной бодрости. Осенью 1866 г., чтобы исполнить скорее свое обязательство перед Стелловским, которому он продал собрание своих сочинений с условием прибавить к ним новую повесть, он пригласил к себе стенографистку Анну Григорьевну Сниткину и диктовал ей "Игрока". 15 февраля 1866 г. Анна Григорьевна стала его женою, а через два месяца Д—ие уезжают за границу, где остаются 4 с лишком года (до июля 1871 г.). Там Д. написал два большие романа: "Идиот" (Русский Вестник" 1868—1869 г.) и "Бесы" (т. же, 1871 г.) и большую повесть: "Вечный муж" ("Заря" 1870 г.). Условия, при которых создавались эти произведения, в значительной степени объясняют их тон и их недостатки. Заграничное путешествие Достоевских — бегство от кредиторов, которые уже подали ко взысканию. Д., по собственным словам его, ничего не имел бы и против долгового отделения; но здоровье его до того расстроено, припадки падучей болезни до того участились, мозг был так потрясен, что в доме Тарасова он не вынес бы и месяца, а стало быть и долги остались бы невыплаченными. Чтобы обвенчаться и уехать, он сделал новые долги — взял вперед у Каткова под задуманный им роман ("Идиот") 3000 р. Но из этих 3000 р. едва ли и третья часть переехала с ним за границу: ведь в Петербурге на его попечении остаются сын его первой жены и вдова его брата с детьми. Направляясь на юг, в Швейцарию, он заехал в Баден, сперва выиграл на рулетке 4000 франков, но не мог остановиться и проиграл все, что с ним было, не исключая своего платья и вещей жены; отсюда необходимость новых займов. Почти год живет Д. в Женеве, работая отчаянно (он пишет по 3¹/₂листа в месяц) и иногда нуждаясь в самом необходимом. У него родится первый ребенок; он в 3 месяца успевает страстно привязаться к нему; ребенок умирает, к неописуемому отчаянию родителей. В Веве, потом в Милане настроение духа Д. не лучше; он крайне недоволен формой своего нового романа; по его мнению, она до того плоха, что даже "идея романа почти лопнула", но что ж делать, "надо спешить, гнать на почтовых". Когда Н. Н. Страхов пригдашает его участвовать в новом журнале "Заря" (21 ноября 1868 г.), первая его мысль — получить вперед часть денег за повесть, за которую он еще и не принимался. Все его письма в А. Н. Майкову переполнены денежными рассчетами, запросами и судьбищем из-за недоплаты нескольких сот рублей с Стелловским. "Идиот" — по идее одно из самых задушевных произведений Д. и одно из самых слабых по исполнению. Главная мысль романа, как говорит сам Д., "изобразить положительно прекрасного человека", не смешного, как Дон-Кихот и Пиквик, и не возбуждающего сожаления своими несчастьями, как Жан Вальжан. Эта мысль воплощена в больном князе Мышкине. В основе его характера — та же душевная чистота и правдивость, та же потребность безграничной любви и непонимание злых чувств, что и у Алеши "Униженных и оскорбленных" и у Алеши Карамазова. Но оба Алеши — почти мальчики, а князь Мышкин — человек с глубоким и тонким, всесторонне развитым умом, человек много видавший и много страдавший. Мысль "открыть Россию" для человека с такими данными, как князь Мышкин — мысль в высшей степени удачная, но Д. не провел ее последовательно: мы видим героя в Петербурге, а как он прожил 6 месяцев в Москве и внутри России, мы не знаем. Мы знаем только, что он вернулся убежденным народником и исповедником православия. Глубоко задуман и местами прекрасно исполнен характер Рогожина; слабее всего тенденциозная часть романа — изображение полупомешанных социалистов Бурдовского и К°. "Бесам", в основу которых положен нечаевский процесс, сильно вредит избыток политики и тенденции. Мысль вывести в смешном виде Грановского и Тургенева положительно неудачна, и злобные выходки против Кармазинова — Тургенева могут быть объяснены только крайне тяжелым и раздраженным настроением автора. Около того же времени написанная повесть "Вечный муж" — одна из лучших повестей Д. по оригинальности идеи и характера, ее выражающего; даже построение ее отличается ясностью, ход действия — энергиею, что очень редко у Д.; видно, что он, измучившись над социальным романом с "прекрасным" героем, поработал над повестью с удовольствием.

По возвращении в Петербург начинается самый светлый период в жизни романиста, в горячо любимой семье (дочь Любовь, род. в 1869 г. в Дрездене, сын Федор, род. в 1871 г. в Петербурге), с доброй и умной женой, которая взяла в свои руки денежные (издательские) дела и скоро освободила мужа от долгов. В первый раз пятидесятилетний писатель оказался в сносном денежном положении и в состоянии работать не "из-под палки", не "на почтовых"; но многолетняя привычка не могла исчезнуть и при изменившихся обстоятельствах. Д. и теперь подгоняет работу к последнему сроку и тем искусственно возбуждает свой мозг и нервы; у него и теперь встречаются небрежности, но в общем отделка его произведений лучше, и "надрыв" чувствуется значительно слабее. С начала 1873 года Д. делается редактором еженедельного журнала "Гражданин" с платою по 250 рублей в месяц, кроме гонорара за статьи, и пишет в нем фельетон под названием "Дневник писателя" и обзор иностранной политики. В его фельетонах есть интересные личные воспоминания (о Белинском, о Чернышевском), комментарии к собственным произведениям и повествовательные очерки: слабее всего критические и чисто публицистические статьи. В начале 1874 г. Д. разошелся с "Гражданином" и занялся новым большим романом: "Подросток". В этот период Д—ие проводили летние месяцы в Старой Руссе (откуда Д. на июль и август уезжал в Эмс для лечения; так было в 1874, 1875, 1876, 1878 и 1879 гг.); в 1874 г. они остались там и на зиму.

Задача "Подростка" (напечатан в "Отечественных Записк." за 1875 г.) определяется самым заглавием. Из подростков выходят деятели; стало быть, и вопрос о настроении их — вопрос о будущем России. Подростков, как и взрослых, Д. делит на безразличную массу и на людей с идеалом. Такие держатся всегда особняком, в уединении. Их способности и характер "угрожают развиться к худшему, часто в стремление к беспорядку". Но это желание "беспорядка" происходит из затаенной жажды порядка и благообразия. "Юность чиста уже потому, что она юность". Герой романа — это сам Д. в юности, в не очень лестном изображении. Он "сброд всех самолюбий". Он всего больше мучит тех, кого больше всего любит. Сердце его переполнено любви к людям, а он старается "держать себя как можно мрачнее", он ненавидит себя за желание "прыгать людям на шею". Он не мстителен, но страшно злопамятен: он желает отомстить великодушием, чтобы обидчик почувствовал свою вину перед ним. Уединение и большая развитость сравнительно с товарищами мешают ему стать в ряды политических деятелей, и он изобретает себе собственную идею, в сущности нелепую, но зато оригинальную (литературный ее источник — "Скупой рьщарь" — не уничтожает этой оригинальности). Но живая жизнь, любовь к отцу и матери и полудетская страсть к Катерине Николаевне в конце концов излечивают его от исключительностей. В романе есть и другой герой — это Версилов, в лице которого Д., так сказать, расплачивается с собою за свое прежнее отрицательное отношение к русскому образованному дворянству. Версилов при всех своих недостатках и при своем огромном эгоизме — самый умный и самый порядочный человек не только в нашем обществе, но и единственный европеец в самой Европе; он представитель мировой идеи, "высший культурный тип боления за всех". Таких, как он, по его словам, может быть, тысяча в России, которая только и существовала для того, чтобы произвести эту тысячу, и существовала не даром: благодаря им она живет не для себя, а для идеи, а только это и есть настоящая жизнь. Ни в каком другом своем произведении Д. не восстает с таким ожесточением на жизнь рассудочную, без идеала, на занятие "полезным". Техники-специалисты, "которые в последнее время у нас так подняли нос" — по его убеждению, люди грубо-необразованные.

С начала 1876 г. Д. берется за оригинальное предприятие, идея которого мелькала у него еще во время 4-хлетнего пребывания за границей; это — "Дневник Писателя", ежемесячный журнал без сотрудников, без программы и отделов. В материальном отношении успех предприятия был несомненный: в 1-й же год "Дн. П." имел 2000 подписчиков и в таком же количестве расходился в розничной продаже; в 1877 г. расходилось до 6000 экз. "Дн. Пис." нажил Д. и массу горячих приверженцев, и много порицателей, которые не без основания доказывали, что поэт взялся не за свое дело. Теперь прочесть подряд все № "Дневника" — труд немалый; но этот труд вознаграждается перлами ума, доброты и поэзии, встречающимися среди массы повторений и парадоксов. "Дневник Писателя" интересен, во-первых, как комментарий к произведениям Д., во-вторых, как превосходный материал для выяснения процесса творчества поэта, так как мы здесь находим факт, который дал толчок фантазии, и художественное произведение, которое возникло из этого факта; в-третьих, наконец, как собрание превосходных повестей и очерков, из которых иные (напр. "Мальчик у Христа на елке") уже успели сделаться народными книжками. Всего слабее Д. в вопросах политических, где необходима подготовка, и вовсе не литературного характера, и где ему мешает сила его воображения и односторонняя страстность его "патриотизма". Глубоко убежденный в нашем внутреннем превосходстве перед Европою, он твердо верует, что она не нынче, так завтра постучится к нам и будет требовать, чтобы мы шли спасать ее от нее самой. Чтобы это случилось скорее, мы должны перестать быть международной обшмыгой, как выражается Д., стать русскими прежде всего — а стать русскими значит перестать презирать народ свой. И как только европеец увидит, что мы начали уважать народ наш и национальность нашу, так тотчас же он начнет нас самих уважать. Д. вовсе не закрывает глаз на недостатки нашего народа: он видит в нем и грязь, и даже грубый материализм, но считает это явлением наносным и преходящим. Что касается до средства очиститься, оно у Д. то же самое, что и у всех лучших людей 40-х, 60-х и 80-х годов. "Я не хочу, говорит Д., мыслить и жить иначе как с верой, что все наши 90 мил. русских будут образованы, очеловечены и счастливы. Я знаю и твердо верую, что всеобщее просвещение у нас никому повредить не может". Д. настойчиво требует для всех права на высшее образование, и прежде всего для будущих матерей, для наших женщин. Он видит в современной русской женщине, которую вообще ставит много выше мужчины, великий недостаток: зависимость от мужских идей и наклонность принимать их на веру. Лекарство от этой болезни — высшее образование. Основа всякой педагогии, по убеждению Д., есть деятельная и неустанная любовь. Меры насильственные, телесные наказания — продукт лени родителей. Дети — великий и страшный долг; честный отец с матерью должны прежде всего перевоспитать самих себя. Дети гораздо больше понимают, чем мы об них думаем, и расположены к любви самой природой; раз что родители добры к ним, они простят всякие отклонения, всякие безобразия, и если не будут уважать родителей, то будут любить их и вынесут из детства хоть несколько светлых воспоминаний — а нет ничего на свете выше, сильнее и полезнее для жизни, как эти воспоминания. С этими гуманными, прогрессивными воззрениями резко расходится мрачный мистицизм Д. и его проповедь о потребности человека (преимущественно русского) в страданиях, о необходимости суровых судебных приговоров и т. п.

Почти обеспеченный материально, Д. с 1878 г. прекратил "Дневн. Писат.", чтобы отдаться большому роману, который он задумал еще в Дрездене в 1870 г. Тогда он думал написать 5 отдельных повестей под общим заглавием: "Житие великого грешника". Это житие должно было обнимать жизнь нескольких поколений, начиная со времен Чаадаева и до наших дней, и представить параллель к "Войне и Миру" Толстого, под влиянием чтения которого оно, по-видимому, и замышлено. Впоследствии план изменился: эпоха Чаадаева оставлена, и 5 повестей превратились в два связанных единством лиц романа, между действиями которых проходят 13 лет. Д. успел написать только первый роман, совершенно самостоятельный и внутренне законченный: "Братья Карамазовы" ("Русский Вестник", 1879—1880 г.). Этот роман обработан значительно лучше всех других крупных произведений Д. и представляет поразительные сцены и характеры, но в нем же особенно резко выразились и все недостатки Д. как поэта, и основа его миросозерцания — болезненный мистицизм. Идея романа выражена в 4-х представителях семейства Карамазовых. Карамазов-отец — отвратительный продукт воздействия Европы на полудикую в глубине провинции Россию XVIII и начала XIX в. Есть свое "благообразие" в западном бароне и бюргере, есть свое и в русском мужике и мещанине. Федор Карамазов не имеет ни того, ни другого и соединяет в себе безобразие разнузданного эгоизма и скептицизма худщего из учеников Вольтера с безобразием пьяного и распутного мужика. Двое старших его сыновей поделены между Европой и Россией — поделены, конечно, неравномерно, так как по крови и по обстановке они оба русские люди. Иван по образованию и по образу мыслей европеец; на Руси же это оторванный от почвы несчастный искатель идеала, тот же Раскольников, геройски смелый в мыслях и вечно колеблющийся в действиях, человек с ясным сознанием зла без сознания добра, вечный "мученик" без надежды на царство небесное. Дмитрий — натура почвенная; но при этом он такой же холодный эгоист, как его отец, и так же лишен всякой нравственной поддержки; он человек чисто русский, но изломанный вследствие вечной борьбы между "благообразием" своего идеала и безобразием своей жизни; но и он эгоист, потому что не знал другой цели в жизни, кроме удовлетворения своих страстей и капризов. Иван ненавидит Дмитрия, как Европа ненавидит Россию; Дмитрий благоговеет перед Иваном, как Россия благоговеет перед Европой. Третий сын, Алеша, — настоящий герой романа во второй, не написанной его половине; это Россия будущего, прилепившаяся "к народным началам", но не исключающая через них, а, напротив, усиливающая ими начало общечеловеческое: веру в человека и христианскую всепрощающую любовь. Эту Россию все возлюбят, потому что она всех возлюбит и всех примирит. Характер Алеши обработан слабее других.

Во время печатания "Братьев Карамазовых" Д. удалось испытать момент торжества настолько же полного, как тот ободряющий приговор Белинского, который встртил его первое произведение. Речь его во время московских пушкинских празднеств 8 июня 1880 г. (она напечатана с пояснениями в единственном "Дн. Пис." за 1880 г.; 4000 экз. его первого издания разошлось в несколько дней) привела многочисленную публику в восторг неописуемый и, по словам И. Аксакова, соединила в одном чувстве славянофилов и западников. Речь эта — одно из лучших произведений Д. по горячности и искренности чувства к поэту и по гуманности идей, в ней проводимых; она очень важна и для понимания самого Д., так как, бессознательно для оратора, оказалась подведением итогов всей лучшей стороны его литературной деятельности. Д. превозносит поэта-прозорливца за его горячее стремление к идеалу и за уменье находить идеал в родной земле. Д. был всю жизнь "неисправимый идеалист", вечно искавший святынь и умевший находить их у себя дома. Он превозносит Пушкина за создание в лице Онегина типа русского скитальца и страдальца, тоскующего по потерянной правде. Сам Д. всю жизнь болел за русских страдальцев и всю жизнь указывал им потерянную правду, говоря: "смири свою гордость, гордый человек, поработай на ниве, праздный человек"! Он видит в Татьяне апофеоз русской женщины, которая не может основать своего счастья на несчастии другого. Д., начиная с "Бедных людей", доказывал, что счастье только в том, чтобы доставлять другим минуты счастья, поднимать падших, утешать униженных и оскорбленных. Пушкин не был ни славянофилом, ни западником, а был одновременно и русским, и мировым человеком. Д. в лучшие свои минуты проповедовал объединение национальных и гуманных стремлений, всеобщее братство народов и сословий и отдельных людей. Речь Д. прекрасна; но ошибется тот, кто станет в ней искать полной характеристики Пушкина: в ней та сторона Пушкина, где он сходился с Д. С начала 1881 г. Д. решился возобновить "Дневн. Пис." и первый № его сдал в цензуру 25 января. 29 января он обещал участвовать в Пушкинском вечере, но 28 января к вечеру его уже не было в живых. Последние годы своей жизни он страдал эмфиземой вследствие катара дыхательных путей; в ночь с 25 на 26-ое у него произошел разрыв легочной артерии, которому, впрочем, доктора не придали особого значения; но сильный припадок обыкновенной его болезни сразу сокрушил давно надломленный организм. Весть о смерти Д. вызвала у всей читающей России чрезвычайно пылкое чувство к покойному. Похороны его (2 февр. 1881 г.) были настоящим событием для СПб.: 67 венков было внесено в црк. св. Духа в Александро-Невской лавре, 72 депутации участвовали в процессии.

Успех двух посмертн. изданий "Полн. Собр. Соч. Д." и статистика читательских требований в публичных библиотеках ясно доказывают, что увлечение Д. не было минутным и скоропреходящим. Несмотря на свое восторженное поклонение перед Пушкиным и на поразительную близость тем своих ранних повестей к произведениям Гоголя, Д. не принадлежит ни к пушкинской, ни к гоголевской школе и не унаследовал их общих свойств. Защищая в теории "искусство для искусства", Д. в своих произведениях не придает никакого значения изяществу формы, не интересуется физической красотой и гармонией, не хочет видеть и красоты в природе и все силы своего ума и воображения устремляет исключительно на выяснение правды, как он ее понимает. Правда для него настолько выше всего остального, что он не отдаст малейшей ее частицы за всех Аполлонов Бельведерских в мире. Этой правды он ищет в изображении души человеческой, но не в здоровом ее равновесии, а в состоянии тяжкого страдания, борьбы, противоречий, раздвоения, когда обнаруживаются самые тайные изгибы ее, короче сказать, — в состоянии патологическом. Цель воспроизведения этой правды в первых его произведениях — пушкинское пробуждение "милости к падшим", но средства прямо противоположны тем, которые употребляет Пушкин. Д. не услаждает читателя, не возвышает его над пошлой действительностью, а мучит его, заставляя всматриваться в то, что есть самого ужасного и жалкого в человеческой жизни; читателю тяжело и больно, минутами томительно и тоскливо, но он не может оторваться от чтения, как человек часто не может оторваться от зрелища страданий больного друга. В последующих больших романах к этой цели Д. присоединяет и другую, более глубокую и трудную: он хочет показать обществу его грехи и ошибки и направить его на новый путь, путь "любви и правды". У Д. нет чувства меры, нет свойственного великим художникам уменья немногими характерными чертами изобразить человека или положение; у него нет и следа гоголевского юмора; смех у него тяжелый и как будто деланный. Но все это происходит не от творческого бессилия, а от того же вечного искания одной правды и пренебрежения ко всему остальному. Он минутами бывает поразительно остроумен и меток; но часто сам же и уничтожает действие своего меткого выражения, ослабляя его перифразами и прибавлениями. У него все главные лица говорят почти всегда одним и тем же языком, и это — язык самого Д.: но это происходит не от неуменья вселиться в чужую душу и не от недостатка наблюдательности — немногие жанровые сцены у него написаны превосходно, — а оттого, что все действующие лица нужны ему только для его идеи, которую они и выясняют длинными монологами и разговорами. Д. не может считаться ни чистым художником, ни реалистом. Он, по выражению одного немецкого критика, "оставляет за собою мир явлений, феноменов, хотя и пользуется ими как материалами". Недаром Д. в юности изучал со страстью Гофмана и франц. романтиков. У него то же объединение поэзии и действительности; как самые крайние из романтиков, он ненавидит утилитаризм, жизнь рассудочную, людей "практических"; они все у него выходят смешными дураками или негодяями. Он, как Гофман, отмежевал себе особую область — неопределенных и несогласимых чувств и стремлений, необыкновенных, болезненных ощущений, противоречий мысли и дела, короче сказать: психологию бессознательного. Он горячий проповедник субъективизма в искусстве, как и все крайние романтики, начиная с братьев Шлегелей. Он ученик Бальзака по необузданности реалистической фантазии; по своим мечтам о золотом веке в будущем он и до старости остается последователем Жорж Занда. Всю жизнь он высоко чтит Диккенса и разделяет его глубокую веру в людей. Но, уступая Диккенсу и Жорж Занд и даже Гофману с Бальзаком в отделке формы, в пластичности и ясности, он превосходит их всех богатством содержания, смелостью мысли и небывалой глубиной анализа. Он так расширил рамки романа и повести, что оставил далеко за собою самые смелые мечты романтиков относительно реформы в "беллетристике". Ум необыкновенно обширный, изворотливый, смелый до дерзости, впечатлительность тонкая до болезненности, фантазия необузданная, но вращающаяся исключительно в пределах действительности — все это после появления переводов "Преступления и наказания" поразило до крайности всю западноевропейскую интеллигенцию и критику и несомненно окажет сильное влияние на историю всемирной литературы. Другой вопрос, насколько это влияние будет благотворно. Западные критики (Вогюэ, Ad. Stern в "Gesch. d. neuern Litterature VII, 550) самым характерным признаком Д. считают его безотрадный пессимизм. Они правы в том отношении, что Д. смотрит на человеческую жизнь как на юдоль скорби и мучений, от которых было бы напрасно искать спасения, так как источник важнейших из них в самом человеке (да и нужно ли спасение, если страдание так необходимо, как иногда казалось Д.?). Но по отношению к каждому отдельному человеку Д. — крайний оптимист; в самом черством эгоисте он признает возможность альтруистических, благородных моментов, в самом ужасном злодее учит видеть несчастную человеческую душу, которой не чужды ни высшая справедливость, ни великодушие. Печальный взгляд на жизнь и безотрадный квиетизм как его естественное последствие для самого Д. смягчаются его глубокой верой в бесконечное: он был религиозен в детстве и юности, прошел с Библией каторгу и умер с евангельским текстом на устах. Несравненно тяжелее положение тех его последователей, которые лишены такой веры; лучшие из них не могут успокоиться ни на пошлых личных наслаждениях, ни на бесплодных паллиативах, и иногда насильственно сводят себя со сцены, успев заразить других своим бессильным отчаянием. Относительно техники рассказа Д. — в высшей степени опасный образец для подражания. Кажущаяся крайняя небрежность его изложения с бесчисленными отступлениями и повторениями прикрывает почти неуловимую внутреннюю связь и стройность: если читатель пропустит 3—4 страницы, связь потеряется. Электрический ток, как выражается Вогюэ, прервется. Необыкновенная простота и обыденность его слога доходят почти до границ литературной неопрятности. Один шаг дальше в этом направлении — и литература обратится в нечто бесформенное, безобразное, "уличное".

Литература о Д., русская и даже иностранная, чрезвычайно обширна: начиная с "Преступления и наказания", всякий его роман вызывал критические статьи во множестве журналов у нас и за границею. Смерть его вызвала длинный ряд некрологов и попыток оценить его значение. Мы назовем только наиболее выдающиеся материалы и суждения. "Биография, письма и заметки из записной книжки Ф. М. Д., с портретом и приложениями" (СПб. 1883 г., как 1-й том первого посмертного собрания его сочин.; здесь находятся материалы для жизнеописания Ф. М. Д., обнимающие его жизнь до 1861 г. и сгруппированные О. Ф. Миллером, и "Воспоминания о Ф. М. Д." Н. Н. Страхова). По поводу этой книги см. статью К. К. Арсеньева "Многострадальный писатель" ("Вестн. Евр." 1884 1); "Воспоминания о Ф. Д." Милюкова ("Русская Старина" 1881 г. т. XXX и XXXI); "Д. в его письмах" ("Русская Стар." 1883 г. XXXIX [поправка к этой статье там же XL, стр. 380] — и XL; [ср. там же XL, 715—6; 1884 г. т. XLIII, 677), еще письма Д. в "Русской Стар." 1885 г. (июль, 137, и сент., 511—521 — вышеупомянутое письмо к брату о ссылке); "Воспоминания о Ф. М. Д." Вс. С. Соловьева ("Ист. Вест." 1881 г. № 3); "Испорченная жизнь" Е. М. Гаршина (там же 1884 г. № 2); "Из Воспоминаний о Ф. М. Д." З. А. Сытиной (там же 1885 г. № 1). Для оценки Д. как человека в эпоху создания "Преступления и наказания" очень важны "Воспоминания детства" С. В. Ковалевской ("Вестн. Евр." 1890 г., июль и август). См. также: К. А. Трутовского: "Воспоминания о Д." ("Материалы для характеристики русских писателей", в "Русском Обозр." 1893, № 1). Из отзывов: Белинский о "Бедных людях",т. X, 340—347, 388; XI, 452—3; о "Двойнике", т. X, 353—357; о "Хозяйке" XI, 423—425. Из отзывов о Д. во втором периоде см. Добролюбова ("Современник" 1861 и Сочинения, т. III. стр. 533). О "Преступлении и наказании" Georg Brandes в "Neue Freie Presse" 1883, 6819—20 (по поводу нем. перевода "Raskolnikow", Лпц. 1883); О. Ф. Миллер, "Публичные лекции" (изд. 2-е, СПб. 1878). О романе "Бесы" Михайловский в "Отеч. Зап." 1873 г. (Сочинения II, 271—311). После смерти Д.: Речь А. Ф. Кони в юридич. обществе 2 февраля 1881 г.; Н. К. Михайловский "О Писемском и Д." (Соч. VI, 32—62); его же "Жестокий талант" (Соч. VI, 62—154); А. Д. Тиличеев, "Гуманизм и национализм Д." (СПб. 1881); О. Ф. Миллер, "Дети в сочинениях Д." ("Женское Образов." 1882, №№ 2 и 3); В. Чиж, "Д. как психопатолог" (М. 1885); де Вогюэ, "Le roman russe" 1886 r. (дешевое изд. 1887). У Вогюэ приведена библиография французских переводов Д. В общих обзорах: A. von Reinhold, "Geschichte d. russ. Litteratur" (Лпц., 1886); A. M. Скабичевского, "История новейшей русской литературы" (СПб. 1891). Из новейших монографий см. R. Saitschik: "Die Weltanschauung Dostojewski's und Tolstoi's" (Нейвид и Лпц. 1893).

А. Кирпичников.

Достоевский Фёдор Михайлович [30.10(11.11).1821, Москва, ‒ 28.1(9.2).1881, Петербург], русский писатель. Родился в семье лекаря Мариинской больницы для бедных. Окончив в 1843 Петербургское военно-инженерное училище, был зачислен на службу в чертёжную инженерного департамента, но через год вышел в отставку. Первый роман Д. «Бедные люди» (1846) выдвинул его в ряд признанных писателей гоголевского направления ‒ натуральной школы. В. Г. Белинский высоко оценил роман за изображение социальной трагедии «маленького человека». В следующей повести «Двойник» (1846) Белинский отметил «огромную силу творчества» Д., глубину концепции, но критически отозвался о «фантастическом колорите» этого произведения (см. Полное собрание соч., т. 10, 1956, с. 40, 41). Позднее появились «Белые ночи» (1848) и «Неточка Незванова» (1849). В них явственнее обнаружились те черты реализма Д., которые выделяли его из среды писателей натуральной школы, ‒ углублённый психологизм, исключительность характеров и ситуаций. Мировоззрение Д. формировалось под влиянием демократических и социалистических идей Белинского, теорий французских социалистов-утопистов, особенно Ш. Фурье. С 1847 Д. посещал общество М. В. Петрашевского; с 1848 стал активным участником революционных кружков Н. А. Спешнева и С. Ф. Дурова. На собраниях петрашевцев Д. дважды читал запретное письмо Белинского к Гоголю. Привлечённый по делу петрашевцев, Д. в 1849 был приговорён к смертной казни, которую перед самым расстрелом заменили 4-летней каторгой с последующим определением в рядовые. На каторге у Д. усилились эпилептические припадки, к которым он был предрасположен. В 1859 он получил разрешение на переезд в Петербург; опубликовал повести «Дядюшкин сон» (1859), «Село Степанчиково и его обитатели» (1859), роман «Униженные и оскорблённые» (1861). Крупнейшим произведением, написанным вскоре после каторги и о каторге, явились «Записки из Мёртвого дома» (1861‒62). Изображение страданий людей из народа прозвучало сильным обвинением крепостническому строю. И. С. Тургенев сравнивал «Записки...» с Дантовым «Адом», а А. И. Герцен ‒ со «Страшным судом» Микеланджело. В атмосфере общественного подъёма 1859‒61 и последующего разгрома революционного движения Д. активно участвовал в общественной жизни России. В эти годы он сблизился с литературным критиком А. А. Григорьевым, философом Н. Н. Страховым. В журнале «Время» и «Эпоха», которые Д. издавал вместе с братом М. М. Достоевским, писатель пропагандировал теорию так называемого почвенничества. Резко критикуя порядки крепостнической России, разложение дворянства, рост новых капиталистических форм эксплуатации, он вместе с тем полагал, что особый путь исторического развития России поможет ей избежать революционных потрясений, приведших в Западной Европе к торжеству бесчеловечных законов капитализма. Д. возлагал надежды на сближение интеллигенции, оторвавшейся от «почвы», с народом, на нравственное совершенствование. В свете этого своего идеала он гневно обличал западноевропейскую буржуазную цивилизацию («Зимние заметки о летних впечатлениях», 1863) и духовное «подполье» индивидуалиста («Записки из подполья», 1864). Д. полемизировал с идеологами революционной демократии (журнал «Современник») и особенно с радикалами-позитивистами (журнал «Русское слово») ‒ о путях общественных преобразований, проблемах этики, отношении к народу, о сущности искусства.

В 60‒70-е гг. Д. создал свои наиболее выдающиеся романы: «Преступление и наказание» (1866), «Идиот» (1868), «Бесы» (1871‒72), «Подросток» (1875) и «Братья Карамазовы» (1879‒80), в которых отражены его важнейшие философские, социальные, нравственные искания. В 1873‒74 он редактировал журнал «Гражданин» (изд. совместно с князем В. П. Мещерским), где начал печатать «Дневник писателя», который отдельными выпусками продолжал издавать ежемесячно в 1876‒77, один выпуск в 1880, один ‒ в 1881. Наряду с размышлениями на злободневные темы общественной жизни, литературно-критическими откликами и воспоминаниями в них помещено несколько художественных произведений: «Мальчик у Христа на ёлке», «Кроткая», «Сон смешного человека» и др. В «Дневнике писателя» опубликована и речь об А. С. Пушкине, в которой Д., изложив своё понимание национального значения поэта, раскрыл свои нравственно-философские идеалы.

В творчестве Д. отразились противоречия действительности и общественной мысли в эпоху острой ломки социальных отношений в России и в Западной Европе. Новый буржуазный строй приводил к кризису общественных идеалов, шаткости нравственной жизни. Д. писал о себе: «... Я ‒ дитя века, дитя неверия и сомнения до сих пор и даже (я знаю это) до гробовой крышки. Каких страшных мучений стоило и стоит мне теперь эта жажда верить, которая тем сильнее в душе моей, чем более во мне доводов противных» (Письма, т. 1, 1928, с. 142). Основа реалистического творчества Д. ‒ мир человеческих страданий, трагедия ущемлённой и униженной личности. Гениально владея искусством психологического анализа, Д. показал, как подавление достоинства человека разрушает его душу, раздваивает его сознание; появляется, с одной стороны, ощущение своего ничтожества, с другой ‒ зреет потребность протеста. Д. прозорливо увидел рост буржуазного индивидуализма, идеологии «наполеонизма». Так возникает галерея персонажей от «подпольного человека» в «Записках из подполья» до Ивана Карамазова в «Братьях Карамазовых». Отстаивая свободу личности, Д. вместе с тем считал, что неограниченное своеволие влечёт за собой антигуманистические действия. Преступления он рассматривал как наиболее типичное проявление закона индивидуалистического самоутверждения. Перенося принципы художественного исследования личности на область общественных отношений, Д. видел в революционном движении своей эпохи лишь анархо-индивидуалистическое бунтарство (роман «Бесы»). Он опасался, что в революционной практике может восторжествовать безнравственная идея: цель оправдывает средства. Материалом для его художественных обобщений в области политики служили деятельность таких современников, как М. А. Бакунин и С. Г. Нечаев, у которых идеи социализма представали в извращённом мелкобуржуазном виде, а также опыт буржуазных революций, в которых беспощадно подавлялись требования трудового народа. Мечта сохранить веру в человека, обрести идеал, основанный на победе доброго начала, влекла Д. к образу Христа, в котором, по мысли писателя, воплощены высшие нравственные критерии. Однако исторический опыт неумолимо опровергал эту веру, свидетельствуя, что христианство не способно создать рай на земле. Иван Карамазов, повторяя тезис Вольтера, восклицает: «Я не бога не принимаю, пойми ты это, я мира, им созданного, мира-то божьего не принимаю и не могу согласиться принять» (Собрание соч., т. 9, 1958, с. 295). В «Легенде о великом инквизиторе», являющейся философской кульминацией «Братьев Карамазовых», Д. выступает против теории «счастливого» общества, в котором уничтожается свобода человека, его духовные интересы. Героям, владеющим силой аналитического всеразрушающего разума, Д. противопоставляет таких людей, которые обладают добротой сердца, наделены тонкой душевной интуицией. Таковы Соня Мармеладова («Преступление и наказание»), Лев Мышкин («Идиот»), Алёша Карамазов («Братья Карамазовы»), готовые пострадать за всё человечество. О романе «Идиот» Д. писал: «Главная мысль романа ‒ изобразить положительно прекрасного человека. Труднее этого нет ничего на свете, а особенно теперь» (Письма, т. 2, 1930, с. 71). Однако трагедия Мышкина ‒ в несоответствии идеально доброго, доверчивого правдолюбца реальной жизни. Поэтому он и смешон и трагичен, подобно Дон Кихоту, с которым он ассоциируется в романе. Полагая, что невозможно построение общества на основах науки и разума, Д. вместе с тем признавал «реальность и истинность требований коммунизма и социализма...»(«Литературное наследство», т. 83, 1971, с. 446). Исследуя «глубины души», он считал недостаточными социальные средства борьбы со злом и искал нравственную опору для человечества в идее бога. В «Дневнике писателя» (1877) Д. утверждал: «... зло таится в человечестве глубже, чем предполагают лекаря-социалисты, ... ни в каком устройстве общества не избегнете зла...» (Полное собрание художественных произведений, т. 12, 1929, с. 210). В то же время он писал: «... люди могут быть прекрасны и счастливы, не потеряв способности жить на земле. Я не хочу и не могу верить, чтобы зло было нормальным состоянием людей» (там же, с. 122). Т. о., и в решении проблемы добра и зла писатель был глубоко противоречив.

Д. создал особые формы реалистического творчества, которые охарактеризовал следующим образом: «У меня свой особенный взгляд на действительность (в искусстве) и то что большинство называет почти фантастическим и исключительным, то для... меня иногда составляет самую сущность действительного. Обыденность явлений и казенный взгляд на них по-моему не есть еще реализм, а даже напротив» (Письма, т. 2, с. 169). Он сочетал силу гениального психолога, интеллектуальную глубину мыслителя и страстность публициста. Д. ‒ создатель идеологического романа, в котором развитие сюжета определяется главным образом борьбой идей, столкновением мировоззрений, воплощённых в характерах персонажей-идеологов. В рамках детективного сюжета он ставил социально-философские проблемы. Динамичность композиции, драматическая напряжённость в развитии конфликтов, экспрессивность и сгущённость слога служили целям воплощения сложных нравственно-психологических и социально-философских проблем.

Романы Д. полифоничны. «Множественность самостоятельных и неслиянных голосов и сознаний, подлинная полифония полноценных голосов действительно является основною особенностью романов Достоевского», ‒ пишет М. М. Бахтин, первым исследовавший полифонизм творчества Д. («Проблемы поэтики Достоевского», 1963, с. 7). Но при этом авторское отношение к миру раскрывается в произведениях Д. с большой силой и полнотой. Полифоничность художественного мышления Д. была отражением того «многоголосия» самой социальной действительности, которое он гениально обнаружил в середине 19 в. и которое достигло крайнего напряжения в 20 в. Этим и объясняется мощное воздействие Д. не только на художественную культуру, но и на философскую и эстетическую мысль 20 в. Противоречивость творчества Д. определила прямо противоположные интерпретации его деятельности как художника и мыслителя. Одна группа буржуазных философов считала Д. христианским вероучителем (В. В. Розанов, Д. С. Мережковский, Н. А. Бердяев). Другие стремились превратить его в предшественника ницшеанских идей анархо-буржуазного индивидуализма. Большое внимание уделяют творчеству писателя представители экзистенциализма, стремясь изобразить Д., наряду с С. Кьеркегором и Ф. Ницше, своим идейным предшественником. В марксистской критике признание гениальности Д. как художника сопровождалось борьбой против его реакционных идей. В статьях А. В. Луначарского с марксистских позиций охарактеризованы противоречия мировоззрения Д.

Гуманистический антибуржуазный характер реализма Д., в высокой степени свойственное ему искусство создания интеллектуального романа оказали огромное влияние на русскую и мировую литературу.

Соч.: Полн. собр. художественных произведений, под ред. Б. В. Томашевского и К. Халабаева, т. 1‒13, Л., 1926‒30; Собр. соч., под общей ред. Л. П. Гроссмана и др., т. 1‒10, М., 1956‒58; Письма. 1832‒1881, под ред. и с прим. А. С. Долинина, т. 1‒4, М.‒Л., 1928‒59.

Лит.: Луначарский А. В., Собр. соч., т. 1, М., 1963, с. 157‒99; его же, Вступительное слово на вечере, посвященном Ф. М. Достоевскому, 29 ноября 1929 г., в кн.: Литературное наследство, т. 82, М., 1970; Ф. М. Достоевский в русской критике. Сборник статей (ст. В. Г. Белинского, Н. А. Добролюбова, Д. И. Писарева, Н. К. Михайловского, М. Горького и др.), М., 1956; Переверзев В. Ф., Творчество Достоевского, [2 изд.], М., 1922; Гроссман Л. П., Жизнь и труды Ф. М. Достоевского, М.‒Л., 1935; его же, Достоевский, 2 изд., М., 1965; Шкловский В., За и против. Заметки о Достоевском, М., 1957; Творчество Ф. М. Достоевского, М., 1959; Долинин А. С., Последние романы Достоевского, М.‒Л., 1963; Фридлендер Г. М., Реализм Достоевского, М.‒Л., 1964; Кирпотин В. Я., Ф. М. Достоевский, Творческий путь (1821‒1859), М., 1960; его же, Достоевский в шестидесятые годы, М., 1966; его же, Разочарование и крушение Родиона Раскольникова, М., 1970; Чирков Н. М., О стиле Достоевского. Проблематика. Идеи. Образы, М., 1967; Кудрявцев Ю. Г., Бунт или религия. (О мировоззрении Ф. М. Достоевского), [М.], 1969; Бельчиков Н. Ф., Достоевский в процессе петрашевцев, М., 1971; Достоевский и его время. [Под ред. В. Г. Базанова и Г. М. Фридлендера], Л., 1971; Сучков Б., Великий русский писатель, «Литературная газета», 1971, 17 ноября; Храпченко М., Достоевский и его литературное наследие, «Коммунист», 1971, №16; Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников, т. 1‒2, М., 1964; Достоевская А. Г., Воспоминания, М., 1971; Описание рукописей Ф. М. Достоевского, под редакцией В. С. Нечаевой, М., 1957; Ф. М. Достоевский. Библиография произведений Ф. М. Достоевского и литературы о нем. 1917‒1965, М., 1968; Meier-Gräfe J., Dostojewski als Dichter, B., 1925; Kaufmann W., Existentialism from Dostojevsky to Sartre, Cleveland ‒ N. Y., [1968].

А. А. Белкин.

ДОСТОЕВСКИЙ Федор Михайлович (1821-81) - русский писатель, член-корреспондент Петербургской АН (1877). В повестях "Бедные люди" (1846), "Белые ночи" (1848), "Неточка Незванова" (1849, не окончена) и др. описал страдания "маленького" человека как трагедию социальную. В повести "Двойник" (1846) дал психологический анализ расколотого сознания. Участник кружка М. В. Петрашевского, Достоевский в 1849 был арестован и приговорен к смертной казни, замененной каторгой (1850-54) с последующей службой рядовым. В 1859 возвратился в Санкт-Петербург. "Записки из Мертвого дома" (1861-62) - о трагических судьбах и достоинстве человека на каторге. Вместе с братом М. М. Достоевским издавал "почвеннические" журналы "Время" (1861-63) и "Эпоха" (1864-65). В романах "Преступление и наказание" (1866), "Идиот" (1868), "Бесы" (1871-1872), "Подросток" (1875), "Братья Карамазовы" (1879-80) и др. - философское осмысление социального и духовного кризиса России, диалогическое столкновение самобытных личностей, страстные поиски общественной и человеческой гармонии, глубокий психологизм и трагизм. Публицистический "Дневник писателя" (1873-81). Творчество Достоевского оказало мощное влияние на русскую и мировую литературу.

ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ ДОСТОЕВСКИЙ (портрет работы В.Г.Перова, 1872).

(1821-1881), русский писатель. Родился 11 ноября 1821 в Москве. Выпускник одного из лучших московских пансионов, поступил в Главное инженерное училище в Санкт-Петербурге. Болезненно чувствительный и склонный к меланхолии, Достоевский тяжело переносил казарменную обстановку училища, находя утешение в чтении и уже испытывая влечение к сочинительству. В 1843 он окончил училище и был командирован в Инженерный департамент. В 1844 подал в отставку. В 1846 появилась в печати его повесть в письмах Бедные люди. В.Г.Белинский во всеуслышание объявил ее первым опытом "социального романа" в России. Достоевский в одночасье стал знаменитостью, но его шумная слава была недолгой. Опубликованная вскоре повесть Двойник была принята холодно, равно как и другие восемь рассказов и повестей, напечатанных в 1846-1848. Их герои - болезненно восприимчивые к жизненным невзгодам "маленькие люди", доведенные до отчаяния убожеством своего существования. Автор и сам отнюдь не благоденствовал: всегдашний должник, он уже попал в литературную кабалу, от которой не избавился до конца жизни. Вдобавок его постигла нервная болезнь неизвестного происхождения и, по-видимому, временное нарушение психики; было и несколько приступов, схожих с эпилептическими. В эти годы в России происходило идеологическое размежевание. Достоевскому, с его происхождением и воспитанием, больше подходил благочестивый национализм славянофилов, но он поддался влиянию западнических воззрений, бытовавших в кружке Белинского. Более того, в 1847 он стал посещать сходки, на которых десятка два молодых людей обличали крепостничество, цензуру и административные злоупотребления, а порой даже царя, религию и семью. Достоевского привлекали неопределенные нравственные претензии социалистического учения, имевшего мало приверженцев в Санкт-Петербурге. Может быть, он даже помогал завести типографию (ее не довелось использовать), чтобы скрытно печатать запрещенные сочинения. В апреле 1849 он оказался за решеткой. После восьмимесячного одиночного заключения Достоевский с двадцатью товарищами был осужден на смертную казнь. По приказу царя их вывели на эшафот на столичной площади, зачитали приговор; облаченные в саваны, они предстали перед расстрельной командой и лишь затем услышали, что государь заменил расстрел ссылкой в каторжные работы. Достоевский получил четыре года каторги с последующей бессрочной армейской службой. Писатель отбывал срок в Омске, в Западной Сибири, разделяя участь обычных уголовных преступников и чувствуя враждебность к себе большинства товарищей по несчастью. Уже не осталось сомнений, что он болен эпилепсией; первый сильный припадок случился в 1850. Другим результатом тюремно-каторжной жизни стало прощание с юношеским радикализмом. Достоевский сделался пылким, хотя и не вполне ортодоксальным христианином и верноподданным гражданином. Постепенно он пришел к убеждению, что эта перемена произошла в нем под воздействием постоянного общения с простым русским народом, пусть даже это были грабители и убийцы. Он принял каторгу как справедливое наказание и даже как благодать. Отбыв каторжный срок, был зачислен рядовым в батальон, квартировавший в Семипалатинске. Здесь, назанимав денег, женился на вдове с девятилетним сыном. В декабре 1859, через десять с лишним лет после ареста, вернулся в столицу. За последний год ссылки Достоевский опубликовал две повести - фарсовую сатиру на провинциальное светское общество Дядюшкин сон и скрупулезный анализ феномена раба, получившего власть, - Село Степанчиково и его обитатели. В январе 1861 он основал ежемесячник "Время", издателем которого стал его брат Михаил Достоевский, не чуждый сочинительству и имевший деловой опыт. Федор Михайлович редактировал журнал, правил верстки и выступал в разнообразных жанрах, порой с резкими нападками на радикальную прессу. Более того, в первых же номерах журнала он опубликовал свой роман Униженные и оскорбленные и работал над Записками из мертвого дома, воспоминаниями о годах каторги. Печатавшееся из номера в номер "Времени", это глубоко человечное повествование описывало повседневную жизнь каторжан и было проникнуто чувством возмущения человеческой жестокостью. Записки возродили славу автора и поправили его денежные дела. Сбылась его давнишняя мечта о путешествии за границу. Летние месяцы 1862 он разъезжал по Западной Европе и, вернувшись, напечатал Зимние заметки о летних впечатлениях, где обличал низость, хищничество и упадок нравов - современный образ жизни Франции и Англии. Тогда же был написан рассказ-буффонада Скверный анекдот, сатира на отечественный псевдолиберализм. Журнал "Время" являлся оплотом консервативной мысли и неуклонно поддерживал официальную политику. Доверие к самодержавной власти было одним из "национальных принципов", который журнал всячески отстаивал. Но по недоразумению в мае 1863 он был запрещен. Летом Достоевский опять поехал за границу, на этот раз на занятые деньги; больная жена осталась дома. Писатель намеревался проконсультироваться у европейских специалистов относительно своей эпилепсии, которая прогрессировала. Неизвестно, виделся ли Достоевский с врачами, но в Висбадене у игорных столов его обуяла страсть к азартной игре; справиться с ней удалось лишь через восемь лет. Из Германии он поехал в Париж, где встретился с Полиной Сусловой, молодой женщиной, с которой у него была короткая любовная связь в Санкт-Петербурге. Вместе они отправились в Италию: он - по-прежнему страстно влюбленный, она - измученная неразделенной любовью к другому. Заняв у Сусловой денег на обратный путь, Достоевский осенью вернулся в Россию. В январе 1864 Михаил Достоевский добился разрешения возобновить издание журнала под другим названием - "Эпоха". В первом номере было опубликовано начало новой повести Достоевского Записки из подполья. За нескончаемым метафизическим монологом, выражающим взгляд на человеческую природу обитателя "подполья", следует его исповедь. В апреле 1864 скончалась жена Достоевского, еще через три месяца умер брат Михаил. Писатель принял на себя его многочисленные долги и продолжал издавать "Эпоху", заранее растрачивая свою долю будущего наследства богатой тетки; однако менее чем через год журнал прекратил существование. Достоевскому шел пятый десяток; его донимали болезни и кредиторы, на руках у него осталась вдова Михаила и четверо его сирот вдобавок к собственному пасынку и бедствующему пьянице-шурину. Чтобы не попасть в долговую яму, он взял у издателя большой аванс и с частью денег отправился в Висбаден, где вконец проигрался. Там начал вызревать замысел его Преступления и наказания. Вернувшись домой осенью, Достоевский продолжил работу над романом. Роман начал публиковаться в 1866: когда первая часть появилась в журнале, он был еще далеко не закончен. Достоевский называл его "психологическим анализом преступления". Впавший в нищету бывший студент Раскольников убивает с целью ограбления омерзительную старуху-процентщицу и подвернувшуюся под руку ее сестру. Он ускользает от подозрений, но, измученный душевными терзаниями, решает признаться в убийстве. Прежде чем отдать себя в руки полиции, он открывает всю правду девушке, которая пошла на панель, чтобы спасти семью от голодной смерти. Раскольников чувствует, что прегрешение Сони создает между ними некую связь. Чистая сердцем девушка следует за осужденным в Сибирь и способствует духовному возрождению Раскольникова. Понятно, что тонко чувствующий, мыслящий юноша - отнюдь не обыкновенный преступник. Болезненно замкнутый, горделивый, он совершает убийства механически, словно движимый внешней силой. Однако прозорливый следователь выражает позицию автора, когда говорит, что у Раскольникова "теоретически раздраженное сердце". "Раздражило" его, в частности, теоретическое предположение, будто некоторые "особенные" люди не связаны нравственными обязательствами. Достоевский считал свой роман предупреждением о том, что современные "нигилистические" устремления чреваты нравственным распадом. Достоевский прервал работу над Преступлением и наказанием в октябре 1866, так как был обязан представить издателю очередной роман. Он поспел к сроку, сочинив за двадцать пять дней роман Игрок. Его опыт по части азартных игр и, вероятно, отношения с Полиной Сусловой дали необходимый материал для этого сочинения, которое Достоевский диктовал стенографистке Анне Сниткиной. Вскоре после этого он женился на двадцатилетней Анне, которая стала преданной женой и умелой распорядительницей его писательских дел. В апреле 1867, через два месяца после бракосочетания, супруги по настоянию жены отправились за границу, скрываясь от кредиторов и спасая свой брак, поскольку пасынок Достоевского и вдова его брата всячески стремились его разрушить. Пребывание за границей затянулось на четыре с лишним года. Тоскуя по родине, о которой он только и мог писать, Достоевский ненавидел чуждый западный мир. Он постоянно проигрывался в рулетку - все эти годы он был рабом страсти к игре, а между тем любые накопления приходилось немедля высылать в Россию иждивенцам, так что супруги зачастую не имели денег на обед и закладывали носильные вещи. Вскоре их постигло жестокое горе: умерла Соня, их первенец. Лишь в середине первой зарубежной зимы Достоевский принялся за новый роман - Идиот. Роман печатался в журнале " Русский вестник " на протяжении 1868, и каждый раз Достоевский выбивался из сил, чтобы поспеть с высылкой очередных страниц. В этом объемистом произведении с разветвленным сюжетом и многочисленными персонажами действие развертывается последовательно и завершается преступлением по страсти. Достоевский хотел сделать главного героя воплощением нравственного совершенства, подобием Иисуса Христа. Но, отдавая себе отчет в том, что божество вряд ли может стать действующим лицом романа, он придал герою-человеку роковой недостаток: князь Мышкин - "идиот". Абсолютно самоотверженный, он терпим и внимателен к людям, и сердце его полно безграничным сочувствием ко всем, с кем сводит его судьба. В то же время в нем есть что-то от блаженного дурачка русской фольклорной традиции. Отсвет его лучезарной личности лежит на всех смутных перипетиях напряженного повествования, однако бессилен изменить течение событий, приводящих к трагической развязке: несчастье постигает его и трех самых близких ему людей. За Идиотом последовал Вечный муж, повесть об одураченном супруге, появившаяся в первых номерах журнала "Заря" за 1870. Достоевский замышлял тогда написать большой роман об атеизме, но оставил эту идею, начав работу над Бесами. Когда в январе 1871 был опубликован первый отрывок произведения, он жил еще за границей, но ко времени публикации последних глав, к декабрю 1872, супруги Достоевские уже более полутора лет находились в Санкт-Петербурге. У них теперь было двое детей, пасынок подрос. Представляя собой огромное, многоплановое повествование, переполненное кошмарными сценами безумия и злодейств, Бесы являются одновременно политическим и метафизическим романом. Пружиной сюжета служит убийство члена подпольного кружка, которое совершают его товарищи, дабы стать "повязанными кровью". Эта история основана на реальном событии, происшедшем в Москве 21 ноября 1869. Революционное движение, тогда лишь зарождавшееся, изображается как духовная угроза всему человечеству; Достоевский опасался, что социалисты воздвигнут на развалинах старого порядка научно спланированное, механическое, бездушное, коллективистское сообщество, в котором индивид обретет надежность существования ценою свободы и превратится в полнейшее ничтожество. События романа большей частью связаны со Ставрогиным, человеком многоликим, которого главарь террористов намеревается использовать в качестве вождя грядущей революции. Отчужденный от людей, лишенный религиозных верований, этот аристократ, воспитанный либералом, неспособен привязаться ни к чему, что сообщило бы хоть какой-то смысл его жизни. Отчетливо выраженный смысл романа в том, что бунтари и безбожники сгинут, как нечистые духи в евангельской притче, а исцеленная Россия обратится к Христу. Чтобы отдохнуть от изматывающего писательского труда, в 1873 Достоевский согласился редактировать консервативный еженедельник "Гражданин". Вещи то и дело закладывались в ломбард, хотя к его жалованью редактора прибавился еще один, до поры скудный источник доходов: в начале этого года жена Анна занялась изданием собрания его сочинений. У себя в журнале он публиковал обширные обзоры зарубежных событий, а также длинные беседы, в которых затрагивал множество разных тем, писал о гении русского народа. Обязанности редактора оказались обременительными, и Достоевский отказался от них в начале 1874; за этот год он написал роман Подросток, где затронул тему религиозного искупления. Издательское предприятие Анны приносило мало денег; не все долги были выплачены. Начиная с января 1876 Достоевский два года издавал ежемесячник "Дневник писателя", собственником и единственным автором которого был он сам. Это подборка нарочито субъективных комментариев к текущим событиям, размышлений и рассуждений по разнообразнейшим поводам, отчетов о сенсационных уголовных процессах, некрологов, автобиографических отступлений; вдобавок несколько рассказов и очерков. В начале 1878 Достоевский прекратил публиковать "Дневник" и принялся за Братьев Карамазовых, которые публиковались в 1879-1880. Смерть младшего из его троих детей омрачила в остальном сравнительно безмятежные три года работы над романом. Достоевский был принят в высшем обществе и даже представлен царю. О его популярности среди тех, кто не всегда разделял его верования, свидетельствует прием, который оказывали писателю на литературных вечерах и на открытии памятника Пушкину в Москве в июне 1880, когда он произнес знаменитую речь. Достоевский выразил свое убеждение, что России суждено сказать "новое слово". Братья Карамазовы - сложная, отлично выстроенная и психологически выверенная детективная история судебного дела об отцеубийстве. Карамазова, пожилого и весьма состоятельного человека, убил и ограбил его повар Смердяков, оказавшийся его незаконным сыном. Убийца находился под воздействием идеи, заброшенной в его сознание братом Иваном Карамазовым: раз Бога нет, то все дозволено. Другой его брат, Дмитрий, был арестован по подозрению в убийстве. Смердяков признается в преступлении, но лишь одному Ивану, и кончает жизнь самоубийством. Полагая себя косвенным виновником отцеубийства, Иван заболевает, и его свидетельство на суде, данное в полубреду, признают недействительным. Катерина Ивановна, невеста Дмитрия Карамазова, которую он бросил ради Грушеньки, поставляет суду косвенную улику, на основании которой Дмитрия осуждают на каторжные работы в Сибири. От основного сюжета ответвляются несколько побочных. Этот роман, как и прежние, - произведение щедрого сочинителя: на страницах Братьев Карамазовых появляется более полусотни персонажей - мужчин, женщин и детей. Основные герои, в особенности Карамазовы, изображены с той удивительной проникновенностью, которая свойственна перу Достоевского. Еще более усиливает воздействие книги напряжение чувств и мысли персонажей. Даже старик Карамазов, это воплощение похоти, озабочен проблемой бытия Божия. Дмитрий, неистовый повеса, взывает к Господу из глубины своего падения, провозглашает свою любовь к Нему. Иван, "мой социалист", как назвал этого мыслителя в письме Достоевский, восстает не против Бога - его он принимает, однако "мира Божьего" принять не может. В легенде о Великом инквизиторе он ставит под вопрос утверждение, что свобода выбора между добром и злом, верой и неверием представляет драгоценнейший дар, который принесло человеку христианство. Трагедия Ивана состоит в том, что он неспособен сделать этот выбор. Чтобы показать, чем грозит отторжение от Бога, Достоевский изображает заблудших и обреченных: нравственных уродов, самоистязателей, бунтарей, гордецов-сверхчеловеков, опустошенных и одержимых бесовскими наваждениями. И грешнику, и преступнику дана возможность искупления; через страдания ущербная душа может достичь целостности, но это почти всегда событие отдаленное, отодвинутое за рамки повествования. Жизненный охват и глубина Братьев Карамазовых делают их высшим достижением гения Достоевского и одним из величайших произведений мировой художественной литературы. Достоевский предполагал написать продолжение романа, но решил все же возобновить издание "Дневника писателя". Первый выпуск был опубликован в 1880, он заканчивается восторгами по поводу русских побед, завершивших завоевание Туркестана. За страницу до этого Достоевский наделяет соотечественников неутолимой жаждой "русского социализма": преображение национальных государств во вселенскую церковь, единение земных народов во имя Христа. Последнюю верстку текста Достоевскому принесли за день до смерти.

Умер Достоевский в Санкт-Петербурге 9 февраля 1881.

ЛИТЕРАТУРА

Гроссман Л. Достоевский, 2-е изд. М., 1965 Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений, тт. 1-30. Л., 1972-1988 Достоевский. Материалы и исследования, тт. 1-5. Л., 1974-1983 Бахтин М. Проблемы поэтики Достоевского, 4-е изд. М., 1979 Фридлендер Г.М. Достоевский и мировая литература. М., 1979 Бурсов Б.И. Личность Достоевского: Роман-исследование. Л., 1979 Селезнев Ю.И. Достоевский. М., 1981 Померанц Г. Открытость бездне: Встречи с Достоевским. М., 1990

ДОСТОЕВСКИЙ Федор Михайлович

(1821 — 1881) — рус. писатель, публицист. В творчестве Д. нашли глубокое отражение религиозные, этические и метафизические проблемы человеческого бытия; его произведения содержат образы и филос. идеи, ярко выражающие сущность человека, особенности его природы и сознания. Раннее творчество Д. определяется сочетанием литературного романтизма и психологического анализа. Его первый роман «Бедные люди» (1845) был с восторгом встречен В.Г. Белинским и Н.А. Некрасовым, увидевшими в молодом писателе творца «социального романа», продолжателя Н.В. Гоголя. Однако в повести «Двойник» (1846) уже заметно, что автор не ограничивается социальной типологией, а стремится к психологическому анализу человеческой души во всей ее сложности и противоречивости. В произведениях втор. пол. 1840-х гг. Д. рассматривал личность в ее эмоциональных и волевых качествах, определив для себя главные литературно-философские темы: «тайна» человека, нравственный смысл жизни, проблема социально справедливого общества.

В 1849 Д. был арестован за участие в обществе М.В. Петрашевского и приговорен к смертной казни. Он пережил несколько страшных минут в ожидании смерти, затем был помилован и осужден на четыре года каторжных работ. После каторги (1850— 1854) и службы в армейском батальоне Д. в декабре 1859 возвратился в Санкт-Петербург и, пересмотрев прежние «социалистические» убеждения, активно включился в литературную жизнь. Вместе с братом М.М. Достоевским он участвовал в издании жур. «Время» (1861—1863) и «Эпоха» (1864—1865), в которых пропагандировал идеологию почвенничества. Отстаивая идею национальной самобытности России, Д. в отличие от славянофилов пытался совместить ее с достижениями зап. цивилизации, найти компромисс между крайними т.зр. Он отрицательно относился к революционным проектам общественного переустройства, противопоставляя им национальную схему прогресса через постепенное решение социальных проблем, сотрудничество правительства с интеллигенцией и народом. Принципами «почвеннической» идеи полагались братское начало в противовес зап. индивидуализму, устройство рус. общества на христианских основаниях. У Д. формируется мировоззрение, носящее сильный антипросветительский и антипозитивистский характер, складывается новая система взглядов, ярко выраженная в повести «Записки из подполья» (1864). Их герой развивает парадоксальную философию, согласно которой человеческое самоволие ставится выше всех логических и разумных законов жизни. Сознание «подпольного» человека основано на протесте против объективного порядка бытия (законы природы, выводы естественных наук, математика), т.к. рациональная объективность не только отрицает свободную личность и индивидуальность, но и в принципе не может полностью познать ее, ибо способна охватить лишь «какую-нибудь одну двадцатую долю всей моей способности жить» («Записки из подполья»). Д. по сути отвергал не только позитивизм и утопический социализм, но и любую философию, ориентированную на рассудочное объяснение жизни. Он противопоставлял рассудку цельную человеческую природу, которая противоречива и иррациональна. Сомнение и страдание есть причины сознания, сущность человека заключается в его свободе, субъект свободной воли противоречит и противостоит европейскому прогрессу — эти и др. идеи составляли оригинальное филос. мировоззрение Д. и получили дальнейшую разработку в работах экзистенциалистов 20 в.

Выход из «подполья» Д. видел в следовании заветам православного христианства как эталонам полноценной, гармоничной человеческой жизни. Однако в его великих романах художественная и человеческая правда постоянно заставляет писателя отходить от православных догм и даже одобрять прямо противоположное. Достаточно вспомнить знаменитое Алешино «расстрелять!» в отношении генерала, затравившего ребенка собаками («Братья Карамазовы»). Правда жизни практически всегда побеждала у него правду религии; его христианство — это христианство «с человеческим лицом». Др. путь, по его мнению, состоял в саморазрушении личности, самообожествлении человека, утверждении предельного эгоизма. Различные варианты личного самоутверждения, воплощенные в литературных образах, являются филос. содержанием «идейных» романов Д., основная тема которых — трагедия человеческой свободы.

Герои Д. — носители определенных идей, а его романы представляют собой сложную идейную диалектику, или «полифонию» (М.М. Бахтин), основанную на взаимодействии личных позиций и мировоззрений. С одной стороны, идеалы всепроникающей любви и братства выражают князь Мышкин («Идиот», 1868), старец Зосима и Алексей Карамазов («Братья Карамазовы», 1879—1880); с др. стороны, идею отрицания и метафизического бунта воплощают Родион Раскольников («Преступление и наказание», 1866), Николай Ставрогин («Бесы», 1871—1872), Иван Карамазов и др. Важная тема Д. — антагонизм веры и неверия, христианства и социализма — получила завершение в «поэме» о Великом Инквизиторе («Братья Карамазовы»), в которой Христос олицетворяет свободу и любовь, а Инквизитор — насилие и принуждение. По мнению Д., свобода — это условие духовного выбора между добром и злом, великий дар, обогащающий или разрушающий личность.

Несмотря на преобладающую критическую сторону творчества, Д. удалось высказать и положительные идеи — примером может служить его мысль о красоте. Вера Д. в то, что «красота спасет мир», распространялась на разные стороны его мировоззрения — на психологию, эстетику, религию. Эстетическое созерцание красоты есть свойство человека, непосредственно соотносимое как с нравственным самосознанием, так и с исканием Бога. Красота есть объективная метафизическая сила, созидающая гармонию.

Духовным завещанием Д. является речь об А.С. Пушкине (1880). В ней Пушкин выступает символом гармонии и цельной творческой личностью, а его мировоззрение Д. понимает как идеал и будущую программу рус. человека. Призыв Д. к «всемирному всечеловеческо-братскому единению», провозглашенный в пушкинской речи, является, по сути, итогом его религиозных и филос. исканий.

Д. был знаковой фигурой для рус. религиозно-философского возрождения нач. 20 в. Он оказал значительное влияние на рус. и зап. филос. мысль, оказался самым читаемым рус. писателем на Западе, его книги стали объектом исследований для многих мыслителей XX в. (А. Камю, Бахтин, Н.А. Бердяев, Л. Шестов и др.).

Достое́вский Фёдор Михайлович

(1821—1881), русский писатель, член-корреспондент Петербургской АН (1877). В повестях «Бедные люди» (1846), «Белые ночи» (1848), «Неточка Незванова» (1849, не окончена) и других поставил проблему нравственного достоинства «маленького человека» в условиях социального неравенства. В повести «Двойник» (1846) дал психологический анализ расколотого сознания. Участник кружка М. В. Петрашевского. В 1849 был арестован и приговорён к смертной казни, заменённой каторгой (1850—54) с последующей службой рядовым. В 1859 возвратился в Санкт-Петербург. «Записки из Мёртвого дома» (1861—62) о трагических судьбах и достоинстве человека на каторге. Вместе с братом М. М. Достоевским издавал «почвеннические» журналы «Время» (1861—63) и «Эпоха» (1864—65). В романах «Преступление и наказание» (1866), «Идиот» (1868), «Бесы» (1871—1872), «Подросток» (1875), «Братья Карамазовы» (1879—80) и других — философское осмысление социального и духовного кризиса России, диалогическое столкновение самобытных личностей, носителей своей «идеи», поиски истины, Бога, общественной и человеческой гармонии. В публицистическом «Дневнике писателя» (1873—81) — размышления о судьбах и призвании русского народа, войне и мире, о нравственности с христианской точки зрения. Творчество Достоевского оказало мощное влияние на русскую и мировую литературу.

* * *

ДОСТОЕВСКИЙ Федор Михайлович

ДОСТОЕ́ВСКИЙ Федор Михайлович (1821—81), русский писатель, член-корреспондент Петербургской АН (1877). В повестях «Бедные люди» (1846), «Белые ночи» (1848), «Неточка Незванова» (1849, не окончена) и др. описал страдания «маленького» человека как трагедию социальную. В повести «Двойник» (1846) дал психологический анализ расколотого сознания. Участник кружка М. В. Петрашевского(см. ПЕТРАШЕВСКИЙ Михаил Васильевич), Достоевский в 1849 был арестован и приговорен к смертной казни, замененной каторгой (1850—1854) с последующей службой рядовым. В 1859 возвратился в Санкт-Петербург. «Записки из Мертвого дома» (1861—1862) — о трагических судьбах и достоинстве человека на каторге. Вместе с братом М. М. Достоевским издавал «почвеннические» журналы «Время» (1861—1863) и «Эпоха» (1864—1865). В романах «Преступление и наказание» (1866), «Идиот» (1868), «Бесы» (1871—1872), «Подросток» (1875), «Братья Карамазовы» (1879—1880) и др. — философское осмысление социального и духовного кризиса России, диалогическое столкновение самобытных личностей, страстные поиски общественной и человеческой гармонии, глубокий психологизм и трагизм.

Публицистический «Дневник писателя» (1873—1881). Творчество Достоевского оказало мощное влияние на русскую и мировую литературу.

* * *

ДОСТОЕ́ВСКИЙ Федор Михайлович [30 октября (11 ноября) 1821, Москва — 28 января (9 февраля) 1881, Петербург, похоронен в Александро-Невской лавре], русский писатель.

«Я происходил из семейства русского и благочестивого»

Достоевский был вторым ребенком в большой семье (шестеро детей). Отец — сын униатского священника, врач московской Мариинской больницы для бедных (где и родился будущий писатель) — в 1828 получил звание потомственного дворянина. Мать — из купеческой семьи, женщина религиозная, ежегодно возила детей в Троице-Сергиеву лавру, учила их читать по книге «Сто четыре священные истории Ветхого и Нового Завета» (в романе «Братья Карамазовы» воспоминания об этой книге включены в рассказ старца Зосимы о своем детстве). В доме родителей читали вслух «Историю Государства Российского» Н. М. Карамзина, произведения Г. Р. Державина, В. А. Жуковского, А. С. Пушкина. С особым одушевлением Достоевский вспоминал в зрелые годы о знакомстве с Писанием: «Мы в семействе нашем знали Евангелие чуть не с первого детства». Ярким детским впечатлением писателя стала также ветхозаветная «Книга Иова».

С 1832 семья ежегодно проводила лето в купленном отцом селе Даровое (Тульской губернии). Встречи и разговоры с мужиками навсегда отложились в памяти Достоевского и служили в дальнейшем творческим материалом (рассказ «Мужик Марей» из «Дневника писателя» за 1876).

Начало учения

В 1832 Достоевский и его старший брат Михаил (см. Достоевский М. М.(см. ДОСТОЕВСКИЙ Михаил Михайлович)) начали заниматься с приходившими в дом учителями, с 1833 обучались в пансионе Н. И. Драшусова (Сушара), затем в пансионе Л. И. Чермака. Атмосфера учебных заведений и оторванность от семьи вызывали у Достоевского болезненную реакцию (ср. автобиографические черты героя романа «Подросток», переживающего глубокие нравственные потрясения в «пансионе Тушара»). Вместе с тем годы учебы отмечены пробудившейся страстью к чтению. В 1837 умерла мать писателя, и вскоре отец отвез Достоевского с братом Михаилом в Петербург для продолжения образования. Больше писатель не встретился с отцом, скончавшимся в 1839 (по официальным сведениям, умер от апоплексического удара, по семейным преданиям, был убит крепостными). Отношение Достоевского к отцу, человеку мнительному и болезненно подозрительному, было двойственным.

В Инженерном училище (1838—43)

С января 1838 Достоевский учился в Главном инженерном училище (впоследствии всегда считал, что выбор учебного заведения был ошибочным). Он страдал от военной атмосферы и муштры, от чуждых его интересам дисциплин и от одиночества. Как свидетельствовал его товарищ по училищу, художник К. А. Трутовский, Достоевский держался замкнуто, однако поражал товарищей начитанностью, вокруг него сложился литературный кружок. В училище оформились первые литературные замыслы. В 1841 на вечере, устроенном братом Михаилом, Достоевский читал отрывки из своих драматических произведений, которые известны только по названиям — «Мария Стюарт» и «Борис Годунов», — рождающим ассоциации с именами Ф. Шиллера и А. С. Пушкина, по-видимому, самыми глубокими литературными увлечениями молодого Достоевского; зачитывался также Н. В. Гоголем, Э. Гофманом, В. Скоттом, Жорж Санд, В. Гюго. По окончании училища, прослужив меньше года в Петербургской инженерной команде, летом 1844 Достоевский уволился в чине поручика, решив полностью отдаться литературному творчеству.

Начало литературного труда

Среди литературных пристрастий Достоевского той поры был О. де Бальзак: переводом его повести «Евгения Гранде» (1844, без указания имени переводчика) писатель вступил на литературное поприще. Одновременно Достоевский работал над переводом романов Эжена Сю и Жорж Санд (в печати не появились). Выбор произведений свидетельствовал о литературных вкусах начинающего писателя: ему не чужда была в те годы романтическая и сентименталистская стилистика, нравились драматичные коллизии, крупно выписанные характеры, остросюжетное повествование. В произведениях Жорж Санд, как вспоминал он в конце жизни, его «поразила... целомудренная, высочайшая чистота типов и идеалов и скромная прелесть строгого сдержанного тона рассказа».

Триумфальный дебют

Зимой 1844 Достоевский задумал роман «Бедные люди», работу над которым он начал, по его словам, «вдруг», неожиданно, но отдался ей безраздельно. Еще в рукописи Д. В. Григорович, с которым он в то время делил квартиру, доставил роман Н. А. Некрасову, и они вместе, не отрываясь, ночь напролет читали «Бедных людей». Под утро они пришли к Достоевскому, чтобы выразить ему восхищение. Со словами «Новый Гоголь явился!» Некрасов передал рукопись В. Г. Белинскому, который сказал П. В. Анненкову: «... роман открывает такие тайны жизни и характеров на Руси, которые до него и не снились никому». Реакция кружка Белинского на первое произведение Достоевского стала одним из самых известных и имевших продолжительный резонанс эпизодов в истории русской литературы: почти все участники, включая Достоевского, позднее возвращались к нему и в воспоминаниях, и в художественных произведениях, описывая его и в прямой, и в пародийной форме. Роман был напечатан в 1846 в «Петербургском сборнике»(см. ПЕТЕРБУРГСКИЙ СБОРНИК) Некрасова, вызвав шумные споры. Рецензенты, хотя и отмечали отдельные просчеты писателя, почувствовали громадное дарование, а Белинский прямо предрекал Достоевскому великое будущее. Первые критики справедливо заметили генетическую связь «Бедных людей» с гоголевской «Шинелью», имея в виду и образ главного героя полунищего чиновника Макара Девушкина, восходивший к героям Гоголя, и широкое воздействие гоголевской поэтики на Достоевского. В изображении обитателей «петербургских углов», в портретировании целой галереи социальных типов Достоевский опирался на традиции натуральной школы(см. НАТУРАЛЬНАЯ ШКОЛА) (обличительный пафос), однако сам подчеркивал, что в романе сказалось и влияние пушкинского «Станционного смотрителя». Тема «маленького человека» и его трагедии нашла у Достоевского новые повороты, позволяющие уже в первом романе обнаружить важнейшие черты творческой манеры писателя: сосредоточенность на внутреннем мире героя в сочетании с анализом его социальной судьбы, способность передавать неуловимые нюансы состояния действующих лиц, принцип исповедального самораскрытия характеров (не случайно избрана форма «романа в письмах»), система двойников, «сопутствующих» главным героям.

В литературном кругу

Войдя в кружок Белинского (где познакомился с И. С. Тургеневым, В. Ф. Одоевским, И. И. Панаевым), Достоевский, по его позднейшему признанию, «страстно принял все учение» критика, включая его социалистические идеи. В конце 1845 на вечере у Белинского он читал главы повести «Двойник» (1846), в которой впервые дал глубокий анализ расколотого сознания, предвещающий его великие романы. Повесть, сначала заинтересовавшая Белинского, в итоге его разочаровала, и вскоре наступило охлаждение в отношениях Достоевского с критиком, как и со всем его окружением, включая Некрасова и Тургенева, высмеивавших болезненную мнительность Достоевского. Угнетающе действовала на писателя необходимость соглашаться почти на любую литературную поденщину. Все это мучительно переживалось Достоевским. Он стал «страдать раздражением всей нервной системы», появились первые симптомы эпилепсии, мучившей его всю жизнь.

Достоевский и петрашевцы

В 1846 Достоевский сблизился с кружком братьев Бекетовых (среди участников — А. Н. Плещеев, А. Н. и В. Н. Майковы, Д. В. Григорович), в котором обсуждались не только литературные, но и социальные проблемы. Весной 1847 Достоевский начал посещать «пятницы» М. В. Петрашевского(см. ПЕТРАШЕВСКИЙ Михаил Васильевич), зимой 1848—1849 — кружок поэта С. Ф. Дурова, состоявший также в основном из петрашевцев. На собраниях, носивших политический характер, затрагивались проблемы освобождения крестьян, реформы суда и цензуры, читались трактаты французских социалистов, статьи А. И. Герцена, запрещенное тогда письмо Белинского к Гоголю, вынашивались планы распространения литографированной литературы. В 1848 вошел в особое тайное общество, организованное наиболее радикальным петрашевцем Н. А. Спешневым(см. СПЕШНЕВ Николай Александрович)(имевшим значительное влияние на Достоевского); общество ставило своей целью «произвести переворот в России». Достоевский, однако, испытывал некоторые сомнения: по воспоминаниям А. П. Милюкова, он «читал социальных писателей, но относился к ним критически». Под утро 23 апреля 1849 в числе других петрашевцев писатель был арестован и заключен в Алексеевский равелин(см. АЛЕКСЕЕВСКИЙ РАВЕЛИН) Петропавловской крепости.

Под следствием и на каторге

После 8 месяцев, проведенных в крепости, где Достоевский держался мужественно и даже написал рассказ «Маленький герой» (напечатан в 1857), он был признан виновным «в умысле на ниспровержение... государственного порядка» и первоначально приговорен к расстрелу, замененному уже на эшафоте, после «ужасных, безмерно страшных минут ожидания смерти», 4 годами каторги с лишением «всех прав состояния» и последующей сдачей в солдаты. Каторгу отбывал в Омской крепости, среди уголовных преступников («это было страдание невыразимое, бесконечное... всякая минута тяготела как камень у меня на душе»). Пережитые душевные потрясения, тоска и одиночество, «суд над собой», «строгий пересмотр прежней жизни», сложная гамма чувств от отчаяния до веры в скорое осуществление высокого призвания, — весь этот душевный опыт острожных лет стал биографической основой «Записок из Мертвого дома» (1860—1862), трагической исповедальной книги, поразившей уже современников мужеством и силой духа писателя. Отдельной темой «Записок» оказался глубокий сословный разрыв дворянина с простонародьем. Хотя Аполлон Григорьев преувеличивал в духе собственных убеждений, когда писал, что Достоевский «достиг страдательным п с и х о л о г и ч е с к и м процессом до того, что в «Мертвом доме» слился совсем с народом», однако шаг к такому сближению — через сознание общности судьбы — был сделан. Сразу после освобождения Достоевский писал брату о вынесенных из Сибири «народных типах» и знании «черного, горемычного быта» — опыте, которого «на целые томы достанет». В «Записках» отражен наметившийся на каторге переворот в сознании писателя, который он характеризовал позднее как «возврат к народному корню, к узнанию русской души, к признанию духа народного». Достоевскому ясно представилась утопичность революционных идей, с которыми он в дальнейшем остро полемизировал.

Возвращение в литературу

С января 1854 Достоевский служил рядовым в Семипалатинске, в 1855 произведен в унтер-офицеры, в 1856 в прапорщики. В следующем году ему было возвращено дворянство и право печататься. Тогда же он женился на М. Д. Исаевой, принимавшей еще до брака горячее участие в его судьбе. В Сибири Достоевский написал повести «Дядюшкин сон» и «Село Степанчиково и его обитатели» (обе напечатаны в 1859).

Центральный герой последней, Фома Фомич Опискин, ничтожный приживальщик с притязаниями тирана, лицедей, ханжа, маниакальный себялюбец и утонченный садист, как психологический тип стал важным открытием, предвещавшим многих героев зрелого творчества. В повестях намечены и основные черты знаменитых романов-трагедий Достоевского: театрализация действия, скандальное и, одновременно, трагическое развитие событий, усложненный психологический рисунок. Современники остались равнодушными к «Селу Степанчиково...», интерес к повести возник значительно позднее, когда Н. М. Михайловский в статье «Жестокий талант» дал глубокий анализ образа Опискина, тенденциозно отождествляя его, однако, с самим писателем. Много споров вокруг «Села Степанчиково...» связано с предположением Ю. Н. Тынянова о том, что в монологах Опискина пародируются «Выбранные места из переписки с друзьями» Н. В. Гоголя. Идея Тынянова спровоцировала исследователей на выявление объемного пласта литературного подтекста в повести, в т. ч. аллюзий, связанных с произведениями 1850-х гг., за которыми Достоевский жадно следил в Сибири.

Достоевский-журналист

В 1859 Достоевский вышел в отставку «по болезни» и получил разрешение жить в Твери. В конце года он переехал в Петербург и совместно с братом Михаилом стал издавать журналы «Время»(см. ВРЕМЯ (журнал)), затем «Эпоха»(см. ЭПОХА (журнал)), сочетая огромную редакторскую работу с авторской: писал публицистические и литературно-критические статьи, полемические заметки, художественные произведения. При ближайшем участии Н. Н. Страхова(см. СТРАХОВ Николай Николаевич) и А. А. Григорьева(см. ГРИГОРЬЕВ Аполлон Александрович), в ходе полемики и с радикальной, и с охранительной журналистикой, на страницах обоих журналов развивались «почвеннические» идеи (см. Почвенники(см. ПОЧВЕННИКИ)), генетически связанные со славянофильством, но пронизанные пафосом примирения западников и славянофилов, поисками национального варианта развития и оптимального сочетания начал «цивилизации» и народности, — синтеза, выраставшего из «всеотзывчивости», «всечеловечности» русского народа, его способности к «примирительному взгляду на чужое». Статьи Достоевского, в особенности «Зимние заметки о летних впечатлениях» (1863), написанные по следам первой заграничной поездки 1862 (Германия, Франция, Швейцария, Италия, Англия), представляют собой критику западноевропейских институтов и страстно выраженную веру в особое призвание России, в возможность преобразования русского общества на братских христианских основаниях: «русская идея... будет синтезом всех тех идей, которые... развивает Европа в отдельных своих национальностях».

«Униженные и оскорбленные» (1861) и «Записки из подполья» (1864)

На страницах журнала «Время», стремясь укрепить его репутацию, Достоевский печатал свой роман «Униженные и оскорбленные», само название которого воспринималось критикой 19 в. как символ всего творчества писателя и даже шире — как символ «истинно гуманистического» пафоса русской литературы (Н. А. Добролюбов в статье «Забитые люди»). Насыщенный автобиографическими аллюзиями и обращенный к основным мотивам творчества 1840-х гг., роман написан уже в новой манере, близкой к поздним произведениям: в нем ослаблен социальный аспект трагедии «униженных» и углублен психологический анализ. Обилие мелодраматических эффектов и исключительных ситуаций, нагнетение таинственности, хаотичность композиции побуждали критиков разных поколений низко оценивать роман. Однако в следующих произведениях Достоевскому удалось те же черты поэтики поднять на трагедийную высоту: внешняя неудача подготовила взлеты ближайших лет, в частности, напечатанную вскоре в «Эпохе» повесть «Записки из подполья», которую В. В. Розанов считал «краеугольным камнем в литературной деятельности» Достоевского; исповедь подпольного парадоксалиста, человека трагически разорванного сознания, его споры с воображаемым оппонентом, так же как и нравственная победа героини, противостоящей болезненному индивидуализму «антигероя», — все это нашло развитие в последующих романах, лишь после появления которых повесть получила высокую оценку и глубокое истолкование в критике.

Семейные катастрофы и новая женитьба

В 1863 Достоевский совершил вторую поездку за границу, где познакомился с А. П. Сусловой (страстным увлечением писателя в 1860-е гг.); их сложные отношения, а также азартная игра в рулетку в Баден-Бадене дали материал для романа «Игрок» (1866). В 1864 умерла жена Достоевского и, хотя они не были счастливы в браке, он тяжело пережил потерю. Вслед за ней внезапно скончался брат Михаил. Достоевский взял на себя все долги по изданию журнала «Эпоха», однако вскоре прекратил его из-за падения подписки и заключил невыгодный договор на издание своего собрания сочинений, обязавшись к определенному сроку написать новый роман. Он еще раз побывал за границей, лето 1866 провел в Москве и на подмосковной даче, все это время работая над романом «Преступление и наказание», предназначенным для журнала «Русский вестник» М. Н. Каткова (в дальнейшем все наиболее значительные его романы печатались в этом журнале). Параллельно Достоевскому пришлось работать над вторым романом («Игрок»), который он диктовал стенографистке А. Г. Сниткиной (см. Достоевская А. Г.(см. ДОСТОЕВСКАЯ Анна Григорьевна)), которая не просто помогала писателю, но и психологически поддерживала его в сложной ситуации. После окончания романа (зима 1867) Достоевский на ней женился, и, по воспоминаниям Н. Н. Страхова, «новая женитьба скоро доставила ему в полной мере то семейное счастье, которого он так желал».

«Преступление и наказание» (1865—66)

Круг основных идей романа писатель вынашивал долгое время, возможно, в самом туманном виде, — еще с каторги. Работа над ним шла с увлечением и душевным подъемом, несмотря на материальную нужду. Генетически связанный с неосуществленным замыслом «Пьяненькие», новый роман Достоевского подводил итог творчеству 1840—1850-х гг., продолжая центральные темы тех лет. Социальные мотивы получили в нем углубленное философское звучание, неотделимое от нравственной драмы Раскольникова, «убийцы-теоретика», современного Наполеона, который, по словам писателя, «кончает тем, что п р и н у ж д е н сам на себя донести... чтобы хотя погибнуть в каторге, но примкнуть опять к людям...». Крах индивидуалистической идеи Раскольникова, его попытки стать «властелином судьбы», подняться над «тварью дрожащею» и одновременно осчастливить человечество, спасти обездоленных — философский ответ Достоевского на революционные настроения 1860-х гг.

Сделав «убийцу и блудницу» главными героями романа и вынеся внутреннюю драму Раскольникова на улицы Петербурга, Достоевский поместил обыденную жизнь в обстановку символических совпадений, надрывных исповедей и мучительных сновидений, напряженных философских диспутов-дуэлей, превращая нарисованный с топографической точностью Петербург в символический образ призрачного города. Обилие персонажей, система героев-двойников, широкий охват событий, чередование гротесковых сцен с трагическими, парадоксалистски заостренная постановка моральных проблем, поглощенность героев идеей, обилие «голосов» (различных точек зрения, скрепленных единством авторской позиции) — все эти особенности романа, традиционно считающегося лучшим произведением Достоевского, стали основными чертами поэтики зрелого писателя. Хотя радикальная критика истолковала «Преступление и наказание» как произведение тенденциозное, роман имел огромный успех.

Мир великих романов

В 1867—1868 гг. написан роман «Идиот», задачу которого Достоевский видел в «изображении положительно прекрасного человека». Идеальный герой князь Мышкин, «Князь-Христос», «пастырь добрый», олицетворяющий собой прощение и милосердие, с его теорией «практического христианства», не выдерживает столкновения с ненавистью, злобой, грехом и погружается в безумие. Его гибель — приговор миру. Однако, по замечанию Достоевского, «где только он ни п р и к о с н у л с я — везде он оставил неисследимую черту».

Следующий роман «Бесы» (1871—1872) создан под впечатлением от террористической деятельности С. Г. Нечаева(см. НЕЧАЕВ Сергей Геннадиевич) и организованного им тайного общества «Народная расправа»(см. НАРОДНАЯ РАСПРАВА), но идеологическое пространство романа много шире: Достоевский осмыслял и декабристов, и П. Я. Чаадаева, и либеральное движение 1840-х гг., и шестидесятничество, интерпретируя революционное «бесовство» в философско-психологическом ключе и вступая с ним в спор самой художественной тканью романа — развитием сюжета как череды катастроф, трагическим движением судеб героев, апокалипсическим отсветом, «брошенным» на события. Современники прочитали «Бесов» как рядовой антинигилистический роман, пройдя мимо его пророческой глубины и трагедийного смысла. В 1875 напечатан роман «Подросток», написанный в форме исповеди юноши, сознание которого формируется в «безобразном» мире, в обстановке «всеобщего разложения» и «случайного семейства».

Тема распада семейных связей нашла продолжение в итоговом романе Достоевского — «Братья Карамазовы» (1879—1880), задуманном как изображение «нашей интеллигентской России» и вместе с тем как роман-житие главного героя Алеши Карамазова. Проблема «отцов и детей» («детская» тема получила обостренно-трагедийное и вместе с тем оптимистическое звучание в романе, особенно в книге «Мальчики»), а также конфликт бунтарского безбожия и веры, проходящей через «горнило сомнений», достигли здесь апогея и предопределили центральную антитезу романа: противопоставление гармонии всеобщего братства, основанного на взаимной любви (старец Зосима, Алеша, мальчики), мучительному безверию, сомнениям в Боге и «мире Божьем» (эти мотивы достигают кульминации в «поэме» Ивана Карамазова о Великом инквизиторе). Романы зрелого Достоевского — это целое мироздание, пронизанное катастрофическим мироощущением его творца. Обитатели этого мира, люди расколотого сознания, теоретики, «придавленные» идеей и оторванные от «почвы», при всей их неотделимости от российского пространства, с течением времени, в особенности в 20 веке, стали восприниматься как символы кризисного состояния мировой цивилизации.

«Дневник писателя». Конец пути

В 1873 Достоевский начал редактировать газету-журнал «Гражданин»(см. ГРАЖДАНИН (издание)), где не ограничился редакторской работой, решив печатать собственные публицистические, мемуарные, литературно-критические очерки, фельетоны, рассказы. Эта пестрота «искупалась» единством интонации и взглядов автора, ведущего постоянный диалог с читателем. Так начал создаваться «Дневник писателя», которому Достоевский посвятил в последние годы много сил, превратив его в отчет о впечатлениях от важнейших явлений общественной и политической жизни и изложив на его страницах свои политические, религиозные, эстетические убеждения. В 1874 он отказался от редактирования журнала из-за столкновений с издателем и ухудшения здоровья (летом 1874, затем в 1875, 1876 и 1879 он ездил лечиться в Эмс), а в конце 1875 возобновил работу над «Дневником», имевшим огромный успех и побудившим многих людей вступить в переписку с его автором (вел «Дневник» с перерывами до конца жизни). В обществе Достоевский приобрел высокий нравственный авторитет, воспринимался как проповедник и учитель. Апогеем его прижизненной славы стала речь на открытии памятника Пушкину в Москве (1880), где он говорил о «всечеловечности» как высшем выражении русского идеала, о «русском скитальце», которому необходимо «всемирное счастье». Эта речь, вызвавшая огромный общественный резонанс, оказалась завещанием Достоевского. Полный творческих планов, собираясь писать вторую часть «Братьев Карамазовых» и издавать «Дневник писателя», в январе 1881 Достоевский внезапно скончался.

ДОСТО́́ЕВСКИЙ Федор Михайлович (1821—81), рус. писатель. Первые и особенно сильные впечатления Д. от чтения произв. Л. относятся к 1840. Вспоминая это время, Д. писал: «Были у нас и демоны, настоящие демоны; их было два и как мы любили их...» Из этих «двух демонов» — Л. и Н. В. Гоголя — его поколение больше любило Л.: «Мы не соглашались с ним иногда, нам становилось и тяжело, и досадно, и грустно, и жаль кого-то, и злоба брала нас» (XIII, 50—51). Воздействие Л. ощутимо в ранних произв. Д.: герой «Штосса» Лугин — предшественник «мечтателей» Д. в «Хозяйке» (1847), «Петербургской летописи» (1847), «Белых ночах» (1848).В 60—70-е гг. Д. постоянно обращается к творчеству и биографии Л. Он цитирует «Демона», «Думу», «Как часто, пестрою толпою окружен» и др. (см. Полн. собр. соч. в 30 тт., т. 17, по указат.). Из стихов поэта больше всего, по свидетельству В. В. Тимофеевой (О. П. Починковской), Д. любил «Прости» (Из Дж. Байрона) и «Пророка».Самый характер цитирования стихов Л. свидетельствует, что его творчество было живо в худож. памяти Д.: обращение к нему всегда имело глубоко продуманный и художественно значимый смысл, но печатные оценки личности Л. и его героев часто обнаруживают полемически заостренное, напряженное отношение Д. к Л. Он писал об одном из героев «Маскарада» (Неизвестном): «колоссальное лицо, получившее от какого-то офицерика когда-то пощечину и удалившееся в пустыню тридцать лет обдумывать свое мщение» (XII, 131). Реминисценции из «Маскарада» (наряду с пушкинским «Выстрелом») присутствуют в «Записках из подполья» (1864), «Игроке» (1866) и особенно — в «Кроткой» (1876). Биография Неизвестного — предвестие судьбы офицера-ростовщика из «Кроткой».Сложно соприкасаются Д. и Л. в теме богоборчества (ср. Богоборческие мотивы у Л.). Мотивы «Демона» — один из лит. источников, подготовивших почву для бунтарей Д. типа Раскольникова и Ивана Карамазова. В то же время и дьявольские (сниженные) двойники Николая Ставрогина («Бесы») и Ивана Карамазова соотносятся не только с прозаич. чертом из «Сказки для детей» Л., но, возможно, и с Демоном. Своеобразное преломление в прозе Д. нашли приемы психол. анализа, разработанные в романе Л. «Герой нашего времени». Самоанализ Печорина — предтеча «подпольной» психологии героев Д.Преемственность и полемика, как правило, одновременно присутствующие, — характерная черта трансформации мотивов и образов Л. в романах и статьях Д. (см. Русская литература 19 века). Наиболее частое и значимое в творчестве зрелого Д. обращение к «Герою...» связано с проблемой демонизма. В демонизме Д. видел «не непримиримость по отношению к действительности», а лишь «стремление утвердить себя над миром, попирание нравственных принципов». Снижение, развенчание, «разоблачение демонической личности», индивидуализма печоринского типа было поэтому постоянной худож. задачей Д. [см. Левин (2), с. 146]. В Печорине Д. видит логическое развитие типа Онегина; героя Л. также отличает «жажда истины», но он «дошел... до странной, в высшей степени оригинально-русской противоположности двух разнородных элементов: эгоизма до самообожания и в то же время злобного самонеуважения» (XIII, 103).Байронич. герой Л. (Печорин, Мцыри, Арбенин) преобразуется у Д. в тип «подпольного человека», издевающегося над «шиллеровщиной» и «байронизмом». В «Бесах» (1872) полемич. интерпретация «печоринского» типа приобретает памфлетные черты. Д. сравнивает своего Ставрогина с лит. и историч. героями 20—30-х гг. — Луниным, Печориным и самим Л. Грань между Л. и его героем Д. стирает. По Д., злоба — доминирующая черта личности как Печорина, так и Л. Злобой наделяет Д. и Ставрогина (у к-рого «в злобе выходил прогресс даже против Лермонтова»), подчеркивая одновременно его отличие от прежних «легендарных» героев. Образ Ставрогина, по мысли Д., знаменует вырождение «байронического» типа, утратившего энергию, силу и поэзию, характерные для эпохи Лунина и Л. В лит. аспекте измельчание этого типа в «Бесах» иллюстрируется творчеством Кармазинова (И. С. Тургенева): в его повести «Merci» естественно соседствуют «казенный припадок байроновской тоски» и нечто «из Печорина».На осмысление Д. «Героя...», а также творчества и биографии Л. в целом определенное влияние оказали почвеннические убеждения писателя и, что весьма вероятно, нежелание (м. б. и неосознанное) признать личную для себя значимость лермонт. романтически-индивидуалистич. идей, остро изживаемых Д. в процессе собств. духовного самоопределения; неслучайно самоанализ Печорина становится частью исповеди Д. в письме к М. М. Достоевскому от 19 июля 1840. Отсюда и внутр. отказ признавать усвоение, хотя и полемически переосмысленное, доминантных свойств «лермонтовского человека», явившегося несомненным и ближайшим в рус. прозе предшественником созданного Д. типа героя-идеолога (см. Психологизм). Именно в лермонт. романтизме (а романтизм вошел как неотъемлемая составная часть в мировоззрение Д.), в лермонт. творчестве Д. «встречается» с волновавшей его проблемой индивидуализма (ср. отмеченные В. Левиным реминисценции из «Героя...» в «Записках из подполья», в романе «Униженные и оскорбленные»), и только через 30 лет после того, как Л. поставил эту проблему, Д., наконец, разрешает ее в образе Раскольникова («Преступление и наказание», 1866) — этом общем для двух писателей типе «наполеоновского человека».Д. предполагал ввести в «Житие великого грешника» анализ отрицат. воздействия романа Л. на восприимчивые чувства и юный мозг (Полн. собр. соч. в 30 тт., т. 9, с. 131). В подготовит. материалах к «Подростку» (1875) Д. противопоставляет «подпольного человека», осознавшего свою «уродливость», «героям мелкого самолюбия» — Печорину, Сильвио, Чацкому, Болконскому и др. В «Дневнике писателя» (1876), рассуждая о «дурных человечках», Д. даже усиливает резкость суждений о Печорине и его лит. предшественнике Сильвио, называя их «злыми человечками», людьми «будто бы прочной ненависти», заимствованной с запада, «...в противоположность нам русским, как известно, людям весьма непрочной ненависти, а эту черту мы всегда и особенно презирали в себе» (XI, 181). Д. намеренно упрощает психологию Печорина, объясняя его поступки мелким самолюбием и светской модой. Последовательно отождествляя психол. коллизии романа Л. с его подлинной биографией, Д. проецирует «Героя...» на историю дуэли Л. и Н. С. Мартынова. В записных тетрадях 1875—76 Д. много раз обращается к последней дуэли Л., планируя статью о долге, чести и дуэли. В хромоте Байрона и «уродливой» внешности Л. он склонен видеть психол. основу «байронизма» и «отрицательного» направления.В «Дневнике писателя» за 1877 Д. дал байронизму и творчеству Л. развернутую и глубокую характеристику; Л., уточняет Д., «и байронист-то был особенный... вечно неверующий... в свой собственный байронизм». Однако для Д. во многом остаются неприемлемыми содержание и тональность творчества Л., особенно его отношение к изображаемой «больной личности интеллигентного человека, мучимого своим европеизмом...» (XII, 353). Вместе с тем Д. представляет путь Л. в перспективе как движение от европ. идей к народным началам. По предположению Д., Л. «наверно бы кончил тем, что отыскал исход, как и Пушкин, в преклонении перед народной правдой; и на то есть большие и точные указания» (там же). К таким «указаниям» Д. относил «Бородино», «Казачью колыбельную песню» и особенно «бессмертную», по его определению, «Песню про... купца Калашникова»; он дает оригинальную трактовку «Песни...», полемизируя с «западником» В. Г. Белинским (см. ЛН, т. 83, с. 603).Последнее высказывание Д. о Л. (за полгода до смерти) — устное, записанное Е. Н. Опочининым во время бесед с Д., — восторженное и лишенное полемич. оттенков: «Какое дарование!... 25 лет не было, он уже пишет «Демона». Да и все его стихи — словно нежная, чудесная музыка. Произнося их, испытываешь даже как будто физическое наслаждение. А какой запас творческих образов, мыслей удивительных даже для мудреца» («Звенья», т. VI, с. 470).Соч. Полное собр. худож. произв. в 13 тт., т. 11, Л., 1929, с. 181; т. 12, 1929, с. 131, 349—56; т. 13, 1930, с. 47, 50—51, 103; Письма в 4 тт., т. 4, Л., 1928—59 (по указат.); Достоевский, ЛН, т. 77, с. 263, 298, 322, 409; Неизд. Достоевский, ЛН, т. 83, с. 312, 371, 375, 380, 393, 396, 420, 569, 573, 603; Ф. М. Достоевский. Новые материалы и исследования, ЛН, т. 86, с. 90, 91, 269; Опочинин Е., Беседы о Достоевском, в сб.: Звенья, т. 6, М. — Л., 1936, с. 470—71; Тимофеева (О. П. Починковская), Год работы с знаменитым писателем, в кн.: Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников, т. 2, М., 1964, с. 171, 174; Полн. собр. соч. в 30 тт., т. 17, 18, 19, Л., 1976—79 (по указат.).Лит.: Мережковский, с. 287—334; Скафтымов А., Л. и Достоевский, «Вестник образования и воспитания», 1916, янв. — февр., с. 3—29; Гроссман Л., Библиотека Достоевского, Од., 1919, с. 79—82; Кирпотин В. Я., Ф. М. Достоевский. Творческий путь (1821—1859), М., 1960, с. 90—103; Журавлева (1); Фридлендер; Федоров (2), с. 205—06, 226—27; Валагин А., «Герой нашего времени» Л. и «Бесы» Достоевского, в кн.: Сб. научных студенч. работ, в. 1, Воронеж, 1968, с. 110—13; Левин (2); Чистова И. С., Прозаич. отрывок М. Ю. Л. «Штосс» и «натуральная» повесть 1840-х годов, «РЛ», 1978, № 1; Przybylski R., Proza Lermontowa a młodzieńcza twórczośc Dostojewskiego, «Slavia Orientalis», 1958, roć. 7, № 2, с. 38—86; Stenbock-Fermor El., Lermontov and Dostoevskij\'s novel «The Devils», «The Slavic and East European Journal», 1959, v. 17, № 3.