Словарь Брокгауза и Ефрона

    (1831-91) — публицист и повествователь, оригинальный и талантливый проповедник крайне консервативных взглядов; из калужских помещиков, учился медицине в моск. унив., был в крымскую кампанию военным врачом, потом домашним и сельским в Нижегородской губ. После краткого пребывания в Петербурге поступил в азиатский дп. М. Ин. Дел и 10 лет (1863-73) прожил в Турции, занимая различные консульские должности (на о. Крите, в Адрианополе, Тульче, Янине, Зице и Салониках). Выйдя в отставку, провел более года на Афоне и затем вернулся в Россию, где жил большей частью в своей деревне. В 1880 г. был помощником редактора "Варш. Дневника", кн. Н. Голицына, потом был назначен цензором в Москву. В 1887 г. опять вышел в отставку, поселился в Оптиной пустыни и через 4 года, приняв тайное пострижение с именем Климента, перехал в Сергиев посад, где и умер 12 ноября 1891 г.

    Первые беллетристические произведения Л. (из русской жизни, несколько повестей и два романа: "Подлипки" и "В своем краю", в "Отечественных Записках" 1856-1866 гг.), хотя и не лишены таланта, но, по позднейшему признанию самого автора, не представляют значительного интереса, будучи написаны под преобладающим влиянием Ж. Занда по идеям и Тургенева по стилю. Литературная самобытность Л. проявилась вполне в его повестях "Из жизни христиан в Турции" (изд. отдельно Катковым в 1876 г.; сюда же принадлежит рассказ "Сфакиот", роман "Камень Сизифа" и начало романа "Египетский голубь", не вошедшие в этот сборник). И. С. Аксаков, враждебно относившийся к политическим и церковным взглядам Л., у которого находил "сладострастный культ палки", был в восхищении от его восточных повестей и говорил: "Прочтя их, не нужно и в Турцию ехать". Во время жизни в греко-турецких городах произошел в Л. умственный переворот, закончившийся на Афоне. Прежний натуралист и жоржзандист, напечатавший, между прочим, уже в зрелом возрасте "в высшей степени безнравственное (по его собственному, преувеличенному отзыву), чувственное, языческое, дьявольское сочинение, тонко-развратное, ничего христианского в себе не имеющее" — сделался крайним и искренним сторонником византийско-аскетического религиозного идеала. Этой стороной новое мировоззрение Л. далеко не исчерпывается. Оно было вообще лишено цельности; одного срединного и господствующего принципа в нем не было, но отдельные взгляды были весьма замечательны своей определенностью, прямотой и смелой последовательностью. По своему отношению к славянофильству, которое он называл "мечтательным и неясным учением", Л. представляет необходимый момент в истории русского самосознания. Желая привести свои пестрые мысли и стремления к некоторому, хотя бы только формальному единству, он называл себя принципиальным или идейным консерватором (в противоположность грубо-практическому или эмпирическому консерватизму). Дорогими, требующими и достойными охранения он считал, главным образом: 1) реально-мистическое, строго-церковное и монашеское христианство византийского и отчасти римского типа, 2) крепкую, сосредоточенную монархическую государственность и 3) красоту жизни в самобытных национальных формах. Все это нужно охранять против одного общего врага — уравнительного буржуазного прогресса, торжествующего в новейшей европейской истории. Вражда к этому прогрессу составляла главный "пафос" в писаниях Л., выработавшего особую теорию развития, где он своеобразно варьировал идеи Гегеля, Сен-Симона, Ог. Конта и Герберта Спенсера (которых, впрочем, не изучал систематически). По Л., человечество в целом и в частях проходит через три последовательные состояния: первоначальной простоты (подобно организму в зачаточном и незрелом, младенческом периоде), затем положительного расчленения (подобно развитому цветущему возрасту организма) и, наконец, смесительного упрощения и уравнения или вторичной простоты (дряхлость, умирание и разложение организма). Так, германцы в эпоху переселения народов представляли первичную простоту быта, Европа средних и начала новых веков — цветущее расчленение жизненных форм, а с "просветительного" движения XVIII в. и великой французской революции европейское человечество решительно входит в эпоху смесительного упрощения и разложения. От названных европейских мыслителей, которые также отмечали критически и отрицательный характер новейшей истории, Л. отличается тем, что считает это разложение для Европы окончательным и ждет нового и положительного от России. В этом он сходится с славянофилами, но тут же и расходится с ними в трех существенных пунктах. 1) Современное "разложение" Европы он считает простым следствием общего естественного закона, а вовсе не какого-нибудь порока в коренных началах ее жизни, от которого будто бы Россия свободна; эту славянофильскую точку зрения Л. так излагает и осмеивает: "правда, истина, цельность, любовь и т. п. у нас, а на Западе — рационализм, ложь, насильственность, борьба и т. п. Признаюсь — у меня это возбуждает лишь улыбку; нельзя на таких общеморальных различиях строить практические надежды. Трогательное и симпатическое ребячество; это пережитой уже момент русской мысли". 2) Новая великая будущность для России представляется Л. желательной и возможной, а не роковой и неизбежной, как думают славянофилы; иногда эта будущность кажется ему даже маловероятной: Россия уже прожила 1000 л., а губительный процесс эгалитарной буржуазности начался и у нас после крымской войны и освобождения крестьян. 3) Помимо неуверенности в исполнении его желаний для России, самый предмет этих желаний был у Л. не совсем тот, что у славянофилов. Вот главные черты его культурно-политического идеала, как он сам его резюмировал: "государство должно быть пестро, сложно, крепко, сословно и с осторожностью подвижно, вообще сурово, иногда и до свирепости; церковь должна быть независимее нынешней, иерархия должна быть смелее, властнее, сосредоточеннее; быт должен быть поэтичен, разнообразен в национальном, обособленном от Запада единстве; законы, принципы власти должны быть строже, люди должны стараться быть лично добрее — одно уравновесит другое: наука должна развиваться в духе глубокого презрения к своей пользе". Идеал Л. был византийским, а не славянским; он прямо доказывал, что "славянство" есть термин без всякого определенного культурного содержания, что славянские народы жили и живут чужими началами. Их нынешняя культура слагается отчасти из слабых остатков традиционного византизма, большей же частью — из стремительно усвоенных элементов прогрессивного европеизма. Этот второй, ненавистный Л. элемент решительно преобладает у славян австрийских, а в последнее время возобладал и у балканских. Поэтому слияние славян с Россией, к которому стремится панславизм, не только не может быть целью здравой политики с русской точки зрения, но было бы прямо для нас опасным, так как усилило бы новыми струями уравнительного прогресса наши разлагающие демократические элементы и ослабило бы истинно консервативные, т. е. византийские начала нашей жизни. В церковно-политическом споре между греками и болгарами Л. решительно стал на сторону первых, вследствие чего разошелся с своим начальником, послом в Константинополе, ген. Игнатьевым, а также с Катковым. — Л. пламенно желал, чтобы Россия завоевала Константинополь, но не затем, чтобы сделать его центром славянской либерально-демократической федерации, а затем, чтобы в древней столице укрепить и развить истинно консервативный культурный строй и восстановить Восточное царство на прежних византийских началах, только восполненных национально-русским учреждением принудительной земледельческой общины. Вообще Л. во всех сферах высоко ценил принудительный характер отношений, без которого, по его мнению, жизненные формы не могут сохранять своей раздельности и устойчивости; ослабление принудительной власти есть верный признак и вместе с тем содействующая причина разложения или "смесительного упрощения" жизни. В своем презрении к чистой этике и в своем культе самоутверждающейся силы и красоты Л. предвосхитил многие мысли Ничше, вдвойне парадоксальные под пером афонского послушника и оптинского монаха. Л. религиозно верил в положительную истину христианства, в узко-монашеском смысле личного спасения; он политически надеялся на торжество консервативных начал в нашем отечестве, на взятие Царьграда русскими войсками и на основание великой неовизантийской или греко-российской культуры; наконец, он эстетически любил все красивое и сильное; эти три мотива господствуют в его писаниях, а отсутствие между ними внутренней положительной связи есть главный недостаток его миросозерцания. Из идеи личного душеспасения путем монашеским (как его понимал Л.) логически вытекает равнодушие к мирским политическим интересам и отрицание интереса эстетического; в свою очередь политика, хотя бы консервативная, не имеет ничего общего с душеспасением и с эстетикой; наконец, становясь на точку зрения эстетическую, несомненно должно бы предпочесть идеалы древнего язычества, средневекового рыцарства и эпохи Возрождения идеалам византийских монахов и чиновников, особенно в их русской реставрации. Таким образом, три главные предмета, подлежащие охранению принципиального или идейного консерватизма, не согласованы между собой. Не свободно от внутреннего противоречия и враждебное отношение Л. к новой европейской цивилизации, которую он сам же признавал за неизбежный фазис естественного процесса. Справедливо укоряя славянофилов за их ребяческое осуждение Запада, он сам впадал в еще большее ребячество. Славянофилы были по крайней мере последовательны: представляя всю зап. историю как плод человеческого злодейства, они имели в этом ложном представлении достаточное основание для негодования и вражды; но ожесточенно нападать на заведомые следствия естественной необходимости — хуже, чем бить камень, о который споткнулся. Не имели достаточного основания и надежды Л., связанные с завоеванием Царьграда: почему вступление русских солдат и чиновников на почву образованности, давно умершей естественной смертью, должно будет не только остановить уже начавшийся в России процесс уравнительного смешения, но и создать еще небывало великую консервативную культуру? Надежды и мечтания Л. не вытекали из христианства, которое он, однако, исповедовал как безусловную истину. Ему оставалась неясной универсальная природа этой истины и невозможность принимать ее наполовину. Но если главные мотивы, из которых слагалось миросозерцание Л., не были им согласованы между собой, то к каждому из них он относился серьезно и с увлечением, как свидетельствует вся его жизнь. Своим убеждением он принес в жертву успешно начатую дипломатическую карьеру, вследствие чего семь лет терпел тяжелую нужду. Свои крайние мнения он без всяких оговорок высказывал и в такое время, когда это не могло принести ему ничего, кроме общего презрения и осмеяния. Большая часть политических, критических и публицистических произведений Л. соединена в сборнике "Восток, Россия и Славянство" (М., 1885-1886). После этого он напечатал в "Гражданине" ряд статей, под общим заглавием "Записки Отшельника". Одна из них, "Национальная политика как орудие всемирной революции", изд. отдельной брошюрой (М., 1889). При жизни Л. на него мало обращали внимания в литературе; можно назвать только статьи Н. С. Лескова ("Голос", 1881, и "Новости", 1883) и Вл. Соловьева ("Русь", 1883). После его смерти, кроме некрологов, появились следующие ст.: В. Розанова в "Русск. Вестнике" (1892), А. Александрова (там же), Влад. Соловьева в "Русск. Обозрении" (l892), кн. С. Трубецкого в "Вестн. Европы" (1892), П. Милюкова в "Вопр. филос. и психологии" (1893), Л. Тихомирова в "Русск. Обозрении" (1894), свящ. И. Фуделя (т. же, 1895). По обилию материала для характеристики особенно важны статьи о. Фуделя и г. Александрова.

    Вл. Соловьев.

  1. Источник: Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона



  2. Большая Советская энциклопедия

    Леонтьев Константин Николаевич [13(25).1.1831, Кудиново, ныне Малоярославецкого района Калужской области, — 12(24).11.1891, Троице-Сергиев посад, ныне Загорск Московской области], русский писатель, публицист и литературный критик. Учился на медицинском факультете Московского университета; служил военным лекарем во время Крымской войны 1853—56. В 1863—73 консул в ряде греческих городов. В 1880—87 цензор в Москве. Незадолго до смерти постригся в монахи. Автор ряда повестей и очерков (повести «Из жизни христиан в Турции», т. 1—3, 1876, высоко оценил Л. Толстой). Известность приобрёл статьями о практической политике и на культурно-исторические темы (сборник статей «Восток, Россия и славянство», т. 1—2, 1885—86), а также литературно-критическими этюдами («О романах гр. Л. Н. Толстого. Анализ, стиль и веяние», 1890, об И. С. Тургеневе и др.).

    Мировоззрение Л. имело охранительную направленность. Предугадывая грядущие революционные потрясения и считая одной из главных опасностей буржуазный либерализм с его «омещаниванием» быта и культом всеобщего благополучия, Л. проповедовал в качестве организующего принципа государственной и общественной жизни «византизм» — твёрдую монархическую власть, строгую церковность, сохранение крестьянской общины, жёсткое сословно-иерархическое деление общества. Путём союза России с Востоком (мусульманскими странами, Индией, Тибетом, Китаем) и политической экспансии на Ближнем Востоке как средства превращения России в новый исторический центр христианского мира Л. надеялся затормозить процесс «либерализации» России и уберечь её от революции. Культурно-исторические взгляды Л., сложившиеся под влиянием Н. Я. Данилевского, характеризуются выделением трёх стадий циклического развития — первичной «простоты», «цветущей сложности» и вторичного «упрощения» и «смешения», что служит у Л. дополнительным обоснованием идеала «красочной и многообразной» российской действительности, противопоставленной западному «всесмешению» и «всеблаженству».

    Соч.: Собр. соч., т. 1—9, М., 1912—13; Моя литературная судьба. Автобиография, в кн.: Литературное наследство, т. 22—24, М., 1935.

    Лит.: Памяти К. Н. Леонтьева. Литературный сб.. СПБ, 1911; Булгаков С. Н., Победитель-Побеждённый, в его кн.: Тихие думы, М., 1918; Бердяев Н. А., Константин Леонтьев, Париж, 1926; Преображенский П. Ф., А. Герцен и К. Леонтьев, «Печать и революция», 1922, кн. 2; История философии в СССР, т.. 3, М., 1968; Янов А. Л., Славянофилы и К. Леонтьев, «Вопросы философии», 1969, № 8; История русской литературы XIX в. Библиографический указатель, под ред. К. Д. Муратовой, М. — Л., 1962, с. 412—14; KoIogrivov I. von, Von Hellas zum Mönchtum. Leben und Denken K. Leontjews, B., 1948; Gasparini E., Le previsioni di Constantino Leont'ev, Venezia, 1957.

    В. С. Муравьев.

  3. Источник: Большая советская энциклопедия. — М.: Советская энциклопедия. 1969—1978.



  4. Большой энциклопедический словарь

    ЛЕОНТЬЕВ Константин Николаевич (1831-91) - русский писатель, публицист и литературный критик; поздний славянофил. Считая главной опасностью либерализм с его "омещаниванием" быта и культом всеобщего благополучия, проповедовал "византизм" (церковность, монархизм, сословная иерархия и т. п.) и союз России со странами Востока как охранительное средство от революционных потрясений. Повести, литературно-критические этюды о Л. Н. Толстом, И. С. Тургеневе, Ф. М. Достоевском.

  5. Источник: Большой Энциклопедический словарь. 2000.



  6. Энциклопедия Кольера

    (1831-1891), русский философ, писатель, публицист. Родился 13 января 1831 в с.Кудиново Калужской губернии. В 1850-1854 учился на медицинском факультете Московского университета. В 1854-1856 в качестве военного врача участвовал в Крымской войне. Уже в молодости Леонтьев приобрел известность как писатель, его повести и романы часто печатались в журналах. В 1863 Леонтьев был назначен секретарем посольства на о. Крит и находился на дипломатической службе до 1871, когда, пережив духовный кризис, принял решение постричься в монахи. Леонтьев часто бывал в Оптиной пустыни, на Афоне, однако монахом стал только перед самой смертью. Умер Леонтьев в Сергиевом Посаде 12 ноября 1891. Основные религиозно-философские идеи Леонтьева нашли отражение в его работах: Византизм и славянство, Племенная политика как орудие всемирной революции, Отшельничество, монастырь и мир и др. Эти работы составили содержание книги Восток, Россия и славянство (1885-1886). Леонтьев испытал существенное влияние идей Данилевского и называл себя идейным консерватором. К тем ценностям, в которые Леонтьев верил и считал, что они нуждаются в защите, следует отнести византийско-православное христианство, прочную монархическую государственность и "цветущую сложность" культурной жизни в ее национальных формах. В целом принимая предложенную Данилевским циклическую модель исторического процесса, Леонтьев подчеркивал естественно-органический характер исторического развития. Он писал о "триедином универсальном процессе", имеющем место в природе и обществе. Все этнические, государственные и культурные образования проходят в своем развитии три стадии: первоначальной, "младенческой" простоты, "цветущей сложности" зрелого возраста и, наконец, "вторичной простоты", характеризующейся всеобщим упрощением и уравнением, а в конце концов - смертью ("космический закон разложения"). В 18 в. Европа, по Леонтьеву, как раз и вступила в эту последнюю стадию. В эпоху Просвещения и Великой Французской революции на Западе утверждается идеология равенства и начинается "эгалитарный процесс", который "везде разрушителен". Леонтьев с тревогой думал о будущем России, считая, что после Крымской войны и реформы 1861 эгалитарная буржуазность начала утверждаться и в российском обществе. В отличие от Данилевского он с большим сомнением относился к идее объединения славянства, опасаясь, что более тесный союз с западными славянами, уже зараженными духом "эгалитаризма", может принести России больше вреда, чем пользы. Г.В.Флоровский писал о Леонтьеве как о "разочарованном романтике". В консервативной философии Леонтьева действительно присутствовали романтические черты. Само его неприятие буржуазности носило изначально глубоко эстетический характер. "Из человека с широко и разносторонне развитым воображением, - утверждал он, - только поэзия религии может вытравить поэзию изящной безнравственности". Восприняв всем сердцем "поэзию религии", русский мыслитель всегда чутко и болезненно реагировал на любые проявления пошлости и фальши в обществе и культуре, удивительным образом соединяя в своем мировоззрении суровый ригоризм приверженца строго монашеского, аскетического благочестия с почти натуралистическим преклонением перед "цветущей сложностью" природных и исторических сил.

    ЛИТЕРАТУРА

    Бердяев Н.А. Константин Леонтьев: Очерк из истории русской религиозной мысли. Париж, 1926 Леонтьев К.Н. Записки отшельника. М., 1992

  7. Источник: Энциклопедия Кольера



  8. Философская энциклопедия

    ЛЕОНТЬЕВ Константин Николаевич

    (1831 —1891) — философ, публицист, поздний славянофил, писатель. В 1850—1854 обучался на медицинском факультете Московского ун-та. Участвовал в Крымской кампании, позднее — на дипломатической службе. В 1871 Л. переживает религиозный кризис и оставляет службу.

    Оригинальный характер филос. воззрений Л. определяется эстетической онтологией, основанной на выделении двух основных родов бытия — восходящей жизни («цветущей сложности») и нисходящей («вторичное смесительное упрощение»). Надо всем сущим, в т.ч. и над историческими образованиями, властвует триединый закон фаз жизненного цикла — от «первичной простоты» к «цветущей сложности» и «вторичному смесительному упрощению».

    Религиозные воззрения Л. характеризовались противопоставлением истинного аскетического византийского православия «розовому» христианству, впитавшему либерально-гуманистические иллюзии. В этике Л. противопоставлял культу эвдемонизма пессимистическую оценку земной участи человека. Отвергая либерально-демократические и социалистические ценности с позиций сословно-аристократического идеала, Л. выступал на российской политической сцене в роли крайнего консерватора-охранителя.

  9. Источник: Философская энциклопедия



  10. Энциклопедический словарь

    Лео́нтьев Константин Николаевич

    (1831—1891), русский писатель, публицист и литературный критик; поздний славянофил. Военный врач во время Крымской войны 1853—56. В 1863—73 консул в Турции. С 1887 в Оптиной пустыни, в 1891 принял тайный постриг в монахи под именем Климента; умер в Сергиевом Посаде. Считая главной опасностью либерализм с его «омещаниванием» быта и культом всеобщего благополучия, проповедовал «византизм» (церковность, монархизм, сословная иерархия и т. п.) и союз России со странами Востока как охранительное средство от революционных потрясений (книга «Восток, Россия и славянство», т. 1—2, 1885—86). Роман, повести, воспоминания. Литературно-критические этюды о Л. Н. Толстом, И. С. Тургеневе, Ф. М. Достоевском.

    * * *

    ЛЕОНТЬЕВ Константин Николаевич

    ЛЕО́НТЬЕВ Константин Николаевич (1831—91), русский писатель, публицист и литературный критик; поздний славянофил(см. СЛАВЯНОФИЛЫ); сторонник теории культурно-исторических типов. Считая главной опасностью либерализм с его «омещаниванием» быта и культом всеобщего благополучия, проповедовал «византизм» (церковность, монархизм, сословная иерархия и т. п.) и союз России со странами Востока как охранительное средство от революционных потрясений. Повести, литературно-критические этюды о Л. Н. Толстом, И. С. Тургеневе, Ф. М. Достоевском.

  11. Источник: Энциклопедический словарь



  12. Москва (энциклопедия)

  13. Источник:



  14. Большой Энциклопедический словарь

  15. Источник: