«Достоевский»

I

Достое́вский

Михаил Михайлович [13(25).10.1820, Москва, — 10(22).7.1864, Петербург], русский писатель. Старший брат Ф. М. Достоевского (См. Достоевский). В большинстве повестей Д., написанных в традициях натуральной школы (См. Натуральная школа), изображается существование петербургских чиновников, обывателей. В повести «Господин Светёлкин» (1848) ощутимо влияние «Шинели» Н. В. Гоголя. Вместе с братом издавал журнал «Время» (с 1861) и «Эпоха» (с 1864), в которых развивались идеи почвенничества (См. Почвенничество).

Соч.: Собр. соч., [со ст. Ф. Достоевского «Несколько слов о М. М. Достоевском»], т. 1—2, П., 1915.

Достое́вский

Фёдор Михайлович [30.10(11.11).1821, Москва, — 28.1(9.2).1881, Петербург], русский писатель. Родился в семье лекаря Мариинской больницы для бедных. Окончив в 1843 Петербургское военно-инженерное училище, был зачислен на службу в чертёжную инженерного департамента, но через год вышел в отставку. Первый роман Д. «Бедные люди» (1846) выдвинул его в ряд признанных писателей гоголевского направления — натуральной школы (См. Натуральная школа). В. Г. Белинский высоко оценил роман за изображение социальной трагедии «маленького человека». В следующей повести «Двойник» (1846) Белинский отметил «огромную силу творчества» Д., глубину концепции, но критически отозвался о «фантастическом колорите» этого произведения (см. Полное собрание соч., т. 10, 1956, с. 40, 41). Позднее появились «Белые ночи» (1848) и «Неточка Незванова» (1849). В них явственнее обнаружились те черты реализма Д., которые выделяли его из среды писателей натуральной школы, — углублённый психологизм, исключительность характеров и ситуаций. Мировоззрение Д. формировалось под влиянием демократических и социалистических идей Белинского, теорий французских социалистов-утопистов, особенно Ш. Фурье. С 1847 Д. посещал общество М. В. Петрашевского (См. Петрашевский); с 1848 стал активным участником революционных кружков Н. А. Спешнева и С. Ф. Дурова. На собраниях петрашевцев Д. дважды читал запретное письмо Белинского к Гоголю. Привлечённый по делу петрашевцев, Д. в 1849 был приговорён к смертной казни, которую перед самым расстрелом заменили 4-летней каторгой с последующим определением в рядовые. На каторге у Д. усилились эпилептические припадки, к которым он был предрасположен. В 1859 он получил разрешение на переезд в Петербург; опубликовал повести «Дядюшкин сон» (1859), «Село Степанчиково и его обитатели» (1859), роман «Униженные и оскорблённые» (1861). Крупнейшим произведением, написанным вскоре после каторги и о каторге, явились «Записки из Мёртвого дома» (1861—62). Изображение страданий людей из народа прозвучало сильным обвинением крепостническому строю. И. С. Тургенев сравнивал «Записки...» с Дантовым «Адом», а А. И. Герцен — со «Страшным судом» Микеланджело. В атмосфере общественного подъёма 1859—61 и последующего разгрома революционного движения Д. активно участвовал в общественной жизни России. В эти годы он сблизился с литературным критиком А. А. Григорьевым, философом Н. Н. Страховым. В журнале «Время» и «Эпоха», которые Д. издавал вместе с братом М. М. Достоевским, писатель пропагандировал теорию так называемого почвенничества (См. Почвенничество). Резко критикуя порядки крепостнической России, разложение дворянства, рост новых капиталистических форм эксплуатации, он вместе с тем полагал, что особый путь исторического развития России поможет ей избежать революционных потрясений, приведших в Западной Европе к торжеству бесчеловечных законов капитализма. Д. возлагал надежды на сближение интеллигенции, оторвавшейся от «почвы», с народом, на нравственное совершенствование. В свете этого своего идеала он гневно обличал западноевропейскую буржуазную цивилизацию («Зимние заметки о летних впечатлениях», 1863) и духовное «подполье» индивидуалиста («Записки из подполья», 1864). Д. полемизировал с идеологами революционной демократии (журнал «Современник») и особенно с радикалами-позитивистами (журнал «Русское слово») — о путях общественных преобразований, проблемах этики, отношении к народу, о сущности искусства.

В 60—70-е гг. Д. создал свои наиболее выдающиеся романы: «Преступление и наказание» (1866), «Идиот» (1868), «Бесы» (1871—72), «Подросток» (1875) и «Братья Карамазовы» (1879—80), в которых отражены его важнейшие философские, социальные, нравственные искания. В 1873—74 он редактировал журнал «Гражданин» (изд. совместно с князем В. П. Мещерским), где начал печатать «Дневник писателя», который отдельными выпусками продолжал издавать ежемесячно в 1876—77, один выпуск в 1880, один — в 1881. Наряду с размышлениями на злободневные темы общественной жизни, литературно-критическими откликами и воспоминаниями в них помещено несколько художественных произведений: «Мальчик у Христа на ёлке», «Кроткая», «Сон смешного человека» и др. В «Дневнике писателя» опубликована и речь об А. С. Пушкине, в которой Д., изложив своё понимание национального значения поэта, раскрыл свои нравственно-философские идеалы.

В творчестве Д. отразились противоречия действительности и общественной мысли в эпоху острой ломки социальных отношений в России и в Западной Европе. Новый буржуазный строй приводил к кризису общественных идеалов, шаткости нравственной жизни. Д. писал о себе: «... Я — дитя века, дитя неверия и сомнения до сих пор и даже (я знаю это) до гробовой крышки. Каких страшных мучений стоило и стоит мне теперь эта жажда верить, которая тем сильнее в душе моей, чем более во мне доводов противных» (Письма, т. 1, 1928, с. 142). Основа реалистического творчества Д. — мир человеческих страданий, трагедия ущемлённой и униженной личности. Гениально владея искусством психологического анализа, Д. показал, как подавление достоинства человека разрушает его душу, раздваивает его сознание; появляется, с одной стороны, ощущение своего ничтожества, с другой — зреет потребность протеста. Д. прозорливо увидел рост буржуазного индивидуализма, идеологии «наполеонизма». Так возникает галерея персонажей от «подпольного человека» в «Записках из подполья» до Ивана Карамазова в «Братьях Карамазовых». Отстаивая свободу личности, Д. вместе с тем считал, что неограниченное своеволие влечёт за собой антигуманистические действия. Преступления он рассматривал как наиболее типичное проявление закона индивидуалистического самоутверждения. Перенося принципы художественного исследования личности на область общественных отношений, Д. видел в революционном движении своей эпохи лишь анархо-индивидуалистическое бунтарство (роман «Бесы»). Он опасался, что в революционной практике может восторжествовать безнравственная идея: цель оправдывает средства. Материалом для его художественных обобщений в области политики служили деятельность таких современников, как М. А. Бакунин и С. Г. Нечаев, у которых идеи социализма представали в извращённом мелкобуржуазном виде, а также опыт буржуазных революций, в которых беспощадно подавлялись требования трудового народа. Мечта сохранить веру в человека, обрести идеал, основанный на победе доброго начала, влекла Д. к образу Христа, в котором, по мысли писателя, воплощены высшие нравственные критерии. Однако исторический опыт неумолимо опровергал эту веру, свидетельствуя, что христианство не способно создать рай на земле. Иван Карамазов, повторяя тезис Вольтера, восклицает: «Я не бога не принимаю, пойми ты это, я мира, им созданного, мира-то божьего не принимаю и не могу согласиться принять» (Собрание соч., т. 9, 1958, с. 295). В «Легенде о великом инквизиторе», являющейся философской кульминацией «Братьев Карамазовых», Д. выступает против теории «счастливого» общества, в котором уничтожается свобода человека, его духовные интересы. Героям, владеющим силой аналитического всеразрушающего разума, Д. противопоставляет таких людей, которые обладают добротой сердца, наделены тонкой душевной интуицией. Таковы Соня Мармеладова («Преступление и наказание»), Лев Мышкин («Идиот»), Алёша Карамазов («Братья Карамазовы»), готовые пострадать за всё человечество. О романе «Идиот» Д. писал: «Главная мысль романа — изобразить положительно прекрасного человека. Труднее этого нет ничего на свете, а особенно теперь» (Письма, т. 2, 1930, с. 71). Однако трагедия Мышкина — в несоответствии идеально доброго, доверчивого правдолюбца реальной жизни. Поэтому он и смешон и трагичен, подобно Дон Кихоту, с которым он ассоциируется в романе. Полагая, что невозможно построение общества на основах науки и разума, Д. вместе с тем признавал «реальность и истинность требований коммунизма и социализма...»(«Литературное наследство», т. 83, 1971, с. 446). Исследуя «глубины души», он считал недостаточными социальные средства борьбы со злом и искал нравственную опору для человечества в идее бога. В «Дневнике писателя» (1877) Д. утверждал: «... зло таится в человечестве глубже, чем предполагают лекаря-социалисты, ... ни в каком устройстве общества не избегнете зла...» (Полное собрание художественных произведений, т. 12, 1929, с. 210). В то же время он писал: «... люди могут быть прекрасны и счастливы, не потеряв способности жить на земле. Я не хочу и не могу верить, чтобы зло было нормальным состоянием людей» (там же, с. 122). Т. о., и в решении проблемы добра и зла писатель был глубоко противоречив.

Д. создал особые формы реалистического творчества, которые охарактеризовал следующим образом: «У меня свой особенный взгляд на действительность (в искусстве) и то что большинство называет почти фантастическим и исключительным, то для... меня иногда составляет самую сущность действительного. Обыденность явлений и казенный взгляд на них по-моему не есть еще реализм, а даже напротив» (Письма, т. 2, с. 169). Он сочетал силу гениального психолога, интеллектуальную глубину мыслителя и страстность публициста. Д. — создатель идеологического романа, в котором развитие сюжета определяется главным образом борьбой идей, столкновением мировоззрений, воплощённых в характерах персонажей-идеологов. В рамках детективного сюжета он ставил социально-философские проблемы. Динамичность композиции, драматическая напряжённость в развитии конфликтов, экспрессивность и сгущённость слога служили целям воплощения сложных нравственно-психологических и социально-философских проблем.

Романы Д. полифоничны. «Множественность самостоятельных и неслиянных голосов и сознаний, подлинная полифония полноценных голосов действительно является основною особенностью романов Достоевского», — пишет М. М. Бахтин, первым исследовавший полифонизм творчества Д. («Проблемы поэтики Достоевского», 1963, с. 7). Но при этом авторское отношение к миру раскрывается в произведениях Д. с большой силой и полнотой. Полифоничность художественного мышления Д. была отражением того «многоголосия» самой социальной действительности, которое он гениально обнаружил в середине 19 в. и которое достигло крайнего напряжения в 20 в. Этим и объясняется мощное воздействие Д. не только на художественную культуру, но и на философскую и эстетическую мысль 20 в. Противоречивость творчества Д. определила прямо противоположные интерпретации его деятельности как художника и мыслителя. Одна группа буржуазных философов считала Д. христианским вероучителем (В. В. Розанов, Д. С. Мережковский, Н. А. Бердяев). Другие стремились превратить его в предшественника ницшеанских идей анархо-буржуазного индивидуализма. Большое внимание уделяют творчеству писателя представители экзистенциализма, стремясь изобразить Д., наряду с С. Кьеркегором и Ф. Ницше, своим идейным предшественником. В марксистской критике признание гениальности Д. как художника сопровождалось борьбой против его реакционных идей. В статьях А. В. Луначарского с марксистских позиций охарактеризованы противоречия мировоззрения Д.

Гуманистический антибуржуазный характер реализма Д., в высокой степени свойственное ему искусство создания интеллектуального романа оказали огромное влияние на русскую и мировую литературу.

Соч.: Полн. собр. художественных произведений, под ред. Б. В. Томашевского и К. Халабаева, т. 1—13, Л., 1926—30; Собр. соч., под общей ред. Л. П. Гроссмана и др., т. 1—10, М., 1956—58; Письма. 1832—1881, под ред. и с прим. А. С. Долинина, т. 1—4, М.—Л., 1928—59.

Лит.: Луначарский А. В., Собр. соч., т. 1, М., 1963, с. 157—99; его же, Вступительное слово на вечере, посвященном Ф. М. Достоевскому, 29 ноября 1929 г., в кн.: Литературное наследство, т. 82, М., 1970; Ф. М. Достоевский в русской критике. Сборник статей (ст. В. Г. Белинского, Н. А. Добролюбова, Д. И. Писарева, Н. К. Михайловского, М. Горького и др.), М., 1956; Переверзев В. Ф., Творчество Достоевского, [2 изд.], М., 1922; Гроссман Л. П., Жизнь и труды Ф. М. Достоевского, М.—Л., 1935; его же, Достоевский, 2 изд., М., 1965; Шкловский В., За и против. Заметки о Достоевском, М., 1957; Творчество Ф. М. Достоевского, М., 1959; Долинин А. С., Последние романы Достоевского, М.—Л., 1963; Фридлендер Г. М., Реализм Достоевского, М.—Л., 1964; Кирпотин В. Я., Ф. М. Достоевский, Творческий путь (1821—1859), М., 1960; его же, Достоевский в шестидесятые годы, М., 1966; его же, Разочарование и крушение Родиона Раскольникова, М., 1970; Чирков Н. М., О стиле Достоевского. Проблематика. Идеи. Образы, М., 1967; Кудрявцев Ю. Г., Бунт или религия. (О мировоззрении Ф. М. Достоевского), [М.], 1969; Бельчиков Н. Ф., Достоевский в процессе петрашевцев, М., 1971; Достоевский и его время. [Под ред. В. Г. Базанова и Г. М. Фридлендера], Л., 1971; Сучков Б., Великий русский писатель, «Литературная газета», 1971, 17 ноября; Храпченко М., Достоевский и его литературное наследие, «Коммунист», 1971, №16; Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников, т. 1—2, М., 1964; Достоевская А. Г., Воспоминания, М., 1971; Описание рукописей Ф. М. Достоевского, под редакцией В. С. Нечаевой, М., 1957; Ф. М. Достоевский. Библиография произведений Ф. М. Достоевского и литературы о нем. 1917—1965, М., 1968; Meier-Gräfe J., Dostojewski als Dichter, B., 1925; Kaufmann W., Existentialism from Dostojevsky to Sartre, Cleveland — N. Y., [1968].

А. А. Белкин.

«Бедные люди». Макар Девушкин. Акварель П. М. Боклевского. 80-е гг. 19 в.

«Преступление и наказание». Раскольников. Рис. А. Н. Корсаковой. 1961.

«Идиот». Илл. Ф. Эйхенберга. Нью-Йорк, 1956.

Памятник Ф. М. Достоевскому в Москве. Скульптор С. Д. Меркуров. 1911—13.

Ф. М. Достоевский.

Достое́вский

Фёдор Михайлович (1821, Москва – 1881, Санкт-Петербург), русский прозаик, критик, публицист.

Ф. М. Достоевский. Портрет работы В. Перова. 1872 г.

Отец писателя был главным врачом в московской Мариинской больнице. В мае 1837 г., после смерти матери от чахотки, он отвёз двух старших братьев, Фёдора и Михаила, в Петербург. В 1838—43 гг. Достоевский учился в Инженерном училище; окончив его с чином подпоручика, решает оставить службу, чтобы посвятить себя литературной работе. Первый роман «Бедные люди» (1844—45, опубл. в 1846) принёс писателю успех. В романе Достоевский вслед за Гоголем даёт реалистические зарисовки петербургского быта и продолжает галерею «маленьких людей», возникшую в рус. литературе 1830—40-х гг. («Станционный смотритель» и «Медный всадник» А. С. Пушкина, «Шинель» и «Записки сумасшедшего» Н. В. Гоголя). Но Достоевский сумел вложить в этот образ новое содержание. Макар Девушкин, в отличие от Акакия Акакиевича и Самсона Вырина, наделяется ярко выраженной индивидуальностью и способностью к глубокому самоанализу. Достоевский входит в круг литераторов натуральной школы и сближается с Н. А. Некрасовым и В. Г. Белинским – идейным вдохновителем движения.

Иллюстрация к роману Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание». Художник Д. Шмаринов. 1936 г.

Однако следующая повесть «Двойник» (1846), несмотря на оригинальное и изощрённое по психологизму изображение раздвоения сознания, не понравилась Белинскому затянутостью и явной подражательностью Гоголю. Ещё холоднее была принята критиком третья, романтическая повесть – «Хозяйка» (1847), что вместе со ссорой Достоевского с Некрасовым и Тургеневым послужило поводом к разрыву писателя со всем литературным кружком, объединившимся в это время вокруг журнала «Современник».

Задетый резкими отзывами, Достоевский тем не менее продолжил активную литературную деятельность и создал ряд рассказов и повестей, из которых самыми яркими являются «Белые ночи» (1848) и «Неточка Незванова» (1849).

В это же время писатель вошёл в революционный кружок М. В. Буташевича-Петрашевского и увлёкся социалистическими теориями Фурье. После неожиданного ареста петрашевцев Достоевский был приговорён, в числе прочих, сначала к «смертной казни расстрелянием», а затем, по «высочайшей амнистии» Николая I, к четырём годам каторжных работ, с последующей отдачей в солдаты. На каторге писатель пробыл с 1850 по 1854 г., после чего был зачислен рядовым в пехотный полк, размещённый в Семипалатинске. В 1857 г. его производят в офицеры и возвращают потомственное дворянство, вместе с правом печататься. Достоевский работает сначала в сугубо комическом роде, чтобы избежать цензурных нареканий, так возникают две комические «провинциальные» повести – «Дядюшкин сон» и «Село Степанчиково и его обитатели» (обе – 1859).

Стол Ф. М. Достоевского. Музей-квартира писателя в Санкт-Петербурге

За время пребывания в Сибири коренным образом меняются убеждения Достоевского, от прежних социалистических идей не остаётся и следа. Во время следования по этапу Достоевский встретился в Тобольске с жёнами декабристов, которые подарили ему Новый Завет – единственную книгу, разрешённую на каторге, с тех пор идеал Христа стал для него на всю жизнь нравственным ориентиром. Опыт общения с каторжниками не только не озлобил Достоевского против народа, а, наоборот, убедил в необходимости для всей дворянской интеллигенции «возврата к народному корню, к узнанию русской души, к признанию духа народного».

В 1859 г. Достоевский получает разрешение вернуться в Петербург и сразу по приезде начинает бурную общественную и литературную деятельность. Вместе со своим братом М. М. Достоевским издаёт журналы «Время» (1861—63) и «Эпоха» (1864—65), где проповедует свои новые убеждения «почвенничества» – теории, близкой к славянофильству, заключавшейся в том, что «русское общество должно соединиться с народной почвой и принять в себя народный элемент», по словам самого Достоевского. Образованные классы общества мыслились при этом носителями ценнейшей западной культуры, но при этом оторванными от «почвы» – нац. корней и народной веры, что лишало их правильных нравственных ориентиров. Лишь при условии соединения европейской просвещённости дворянства с народным религиозным мировоззрением стало бы возможным, по мнению почвенников, преобразование рус. общества на христианских, братских началах, упрочение будущего России и осуществление её нац. идеи.

Для журнала «Время» Достоевский пишет в 1861 г. роман «Униженные и оскорблённые», затем там же печатаются «Записки из мёртвого дома» (1860—61), где писатель художественно осмыслил всё увиденное и пережитое на каторге. Эта книга стала новым словом в рус. литературе того времени и вернула Достоевскому его былую литературную репутацию.

В 1864 г. умирает от чахотки жена Достоевского, а через два месяца и его брат М. М. Достоевский. Достоевский вынужден прекратить издание «Эпохи». Трагические переживания этого года отразились в повести «Записки из подполья» – исповеди «подпольного парадоксалиста», неожиданной и необычной по своему мрачному, злому и насмешливому тону. В этом произведении Достоевский окончательно находит свой стиль и своего героя, характер которого станет затем психологической основой для героев всех его поздних романов.

В 1866 г. Достоевский работает одновременно над двумя романами: «Игрок» и «Преступление и наказание», из которых последний, по признанию самого Достоевского, «удался чрезвычайно» и сразу выдвинул его в первый ряд рус. романистов наравне с Л. Н. Толстым, И. А. Гончаровым и И. С. Тургеневым. Достоевский шёл в романе наперекор всей эпохе 1860-х гг. и доказывал необходимость веры во Христа, но без всякого догматизма – через изображение типичного представителя современной молодёжи, охваченного идеями нигилизма и идущего в них до последней крайности – до отрицания христианской морали и разрешения себе пролить крови по совести. Но сама логика жизни и изначально христианская природа души главного героя романа – Раскольникова – приводит его к признанию Божией правды, как ни противился этому его разум. «Преступлением и наказанием» Достоевский фактически утвердил религиозно-философское направление в рус. литературе, которое избрали для себя также Л. Н. Толстой, Н. С. Лесков, Ф. И. Тютчев.

Центральные герои в романах Достоевского – это всегда герои-идеологи, захваченные некоей философской проблемой или идеей, в решении или осуществлении которой сосредотачивается для них вся жизнь. Причудливо сплетаются в таких натурах высокие идеалы с порочными страстями, сила и бессилие, великодушие и эгоизм, самоуничижение и гордость. «Широк человек, слишком даже широк, я бы сузил… Что уму представляется позором, то сердцу сплошь красотой» – эти слова из «Братьев Карамазовых» как нельзя лучше характеризуют новое понимание человеческой души, привнесённое Достоевским в мировую культуру. М. М. Бахтин в своей статье «Проблемы поэтики Достоевского» понимает каждого персонажа как воплощение особой, самостоятельной идеи, и всю специфику философского построения романа он видит в полифонии – «многоголосье». Весь роман строится, по его мнению, как бесконечный, принципиально незавершимый диалог равноправных голосов, одинаково убедительно аргументирующих каждый свою позицию. Авторский голос оказывается лишь одним из них, и у читателя сохраняется свобода с ним не соглашаться.

Своеобразием психологизма у Достоевского определяется и специфика его сюжетных построений. Для активизации у героев духовного пласта сознания Достоевскому необходимо выбить их из привычной жизненной колеи, привести в кризисное состояние. Поэтому динамика сюжета ведёт их от катастрофы к катастрофе, лишая твёрдой почвы под ногами, подрывая экзистенциальную стабильность и вынуждая вновь и вновь отчаянно «штурмовать» неразрешимые, «проклятые» вопросы. Так, всё композиционное построение «Преступления и наказания» можно описать как цепь катастроф: преступление Раскольникова, приведшее его на порог жизни и смерти, затем катастрофа Мармеладова; последовавшие вскоре за ней безумие и смерть Катерины Ивановны и, наконец, самоубийство Свидригайлова.

Во время работы над «Преступлением и наказанием» Достоевский познакомился со своей будущей второй женой – А. Г. Сниткиной, с которой он повенчался в том же 1866 г. В следующем, 1867 г. Достоевский, спасаясь от кредиторов, уезжает с женой за границу. В Женеве был написан роман «Идиот» (1868—69), главной идеей которого становится изображение «положительно прекрасного человека» в условиях современной российской действительности. Так создаётся образ князя Мышкина («князя-Христа») – носителя идеалов смирения и всепрощения. Но исход романа оказывается трагичным: герой гибнет под захлестнувшим его морем необузданных страстей, зла и преступлений, царящих в окружающем его мире.

В 1871 г. появляются «Бесы» – антинигилистический роман-памфлет, в основу сюжета которого легло нашумевшее убийство студента Иванова, совершённое группой революционеров-анархистов под руководством С. Г. Нечаева. Достоевского потрясло это преступление, в котором он увидел знамение времени и предвестие надвигающихся социальных катаклизмов. «Пусть выйдет хоть памфлет, но я выскажусь», – писал он по поводу своего нового романа. Именно за данный роман Достоевского назовут позже «пророком русской революции».

В 1875 г. в «Отечественных записках» Н. А. Некрасова печатается роман «Подросток» – «роман воспитания», своего рода «Отцы и дети» Достоевского.

Последним крупным произведением Достоевского, завершающим его великое романное «пятикнижие», стал роман «Братья Карамазовы» (1879—80), где получили окончательное художественное воплощение все важнейшие идеи зрелого творчества писателя. Он отражает эволюцию мировоззрения Достоевского в сторону воцерковления и окончательного приятия канонического православия: действие романа начинается в монастыре, положительными героями и носителями авторской позиции становятся архимандрит Зосима и его послушник Алёша. Последний становится новой попыткой писателя представить образ «положительно прекрасного человека», но без болезненных черт, присущих князю Мышкину. Семья Карамазовых олицетворяет в романе Россию, с воплощением в каждом из братьев различных черт и сторон рус. нац. характера. В Дмитрии отражена страстность, противоречивость, склонность как к унизительным падениям, так и возвышенным самоотверженным порывам; в Иване – отточенный интеллект и холодный рассудок, ставящий всё под сомнение и легко доходящий до отрицания Бога во имя самоутверждения; в Алёше – смирение, любвеобилие, душевная прозорливость и исконная религиозность. Наконец, в последнем, незаконнорожденном брате – Смердякове – Россия приходит к отрицанию самой себя и своих духовных начал: ущемлённый позором своего рождения, Смердяков ненавидит отца и все общественные устои России, по-лакейски рассуждая, что на Западе жить чище и выгоднее. Для того чтобы уехать в Европу и завести там своё дело, Смердяков убивает отца – так, чтобы все подозрения пали на Дмитрия. Роман строится как детектив, подобно «Преступлению и наказанию», и читатель почти до самого конца должен пребывать в недоумении по поводу истинного убийцы. Суд над невиновным Дмитрием, однако, служит его нравственному очищению и перерождению, в результате которого Дмитрий принимает несправедливый приговор как свой крест, как призвание «за всех пострадать», ибо «все за всех виноваты». Последняя мысль и становится идейным центром романа. Суд над Дмитрием превращается в символический спор о духовном пути России. Отдельное место занимает в романе глава «Pro et Contra» – философско-религиозный спор Ивана и Алёши Карамазовых. Иван Карамазов не отрицает само существование Бога, но отвергает Божественное мироустройство. Главным аргументом для него является бессмысленность и неправомерность безвинных человеческих страданий, равно как и сам факт существования зла в мире. Особенно очевидным доказательством слабости или «не благости» Бога для него кажутся страдания безгрешных детей. Иван отказывается от мировой гармонии, построенной на слезинке хотя бы одного замученного ребёнка, и как следствие отрицает всю теодицею (Божественное оправдание мира). «И в Европе такой силы атеистических выражений нет и не было. Стало быть, не как мальчик же я верую во Христа и его исповедую, а через большое горнило сомнений моя осанна прошла», – писал сам писатель по поводу своих контраргументов. Косвенным ответом Ивану должна была служить следующая глава – «Русский инок» – житие и предсмертные мысли старца Зосимы. Венчает главу «Поэма о великом инквизиторе» – объяснение миссии Христа на Земле и одновременно разоблачение духовного механизма любой тоталитарной идеологии, что сделало «легенду» особенно популярной в 20 в.

Триумфом Достоевского стала речь о Пушкине на Пушкинских празднествах в Москве 1880 г., встреченная всеми слушателями с необыкновенным энтузиазмом. Её можно воспринимать как завещание Достоевского, последнее исповедание его заветной мысли о «всечеловечности, всепримиримости» рус. души и о великой исторической миссии России – объединении во Христе всех народов Европы.

Достоевский быстро приобрёл славу не только всероссийского, но и мирового романиста, и влияние его идей и художественных произведений сильно сказалось как в России, так и на Западе. Русскую мысль привлекают религиозные идеи Достоевского, которые развивает В. В. Розанов («Легенда о Великом инквизиторе») и Вл. С. Соловьёв («Три речи в память Достоевского»). Так с Достоевского начинается «религиозный ренессанс» в рус. философии на рубеже 19–20 вв., представленный целой плеядой философов-богословов: Н. О. Лосского, Н. А. Бердяева, С. Л. Франка, отца Павла Флоренского, отца Сергия Н. Булгакова, И. И. Ильина. У всех данных авторов имеются труды или статьи о Достоевском, обнаруживающие глубокую связь их с его духовным наследием. Трёхтомная монография Д. С. Мережковского «Толстой и Достоевский» (с тремя разделами: Жизнь, Творчество, Религия) положила начало также и литературоведческому исследованию Достоевского, продолженному в 1910–20-е гг. фундаментальными работами В. Л. Комаровича, Вяч. И. Иванова, Л. П. Гроссмана, А. С. Долинина, М. М. Бахтина. В литературе рус. модернизма влияние Достоевского наиболее ощутимо было в прозе Андрея Белого (роман «Петербург») и Л. Андреева.

В западноевропейской литературе первой пол. 20 в. традиции Достоевского ощутимо присутствуют в творчестве Ф. Кафки, Г. Мейринка, Т. Манна, С. Цвейга в немецкой литературе, П. Бурже, А. Жида, Ж. Бернаноса, А. Камю во французской литературе. Наследниками философии этого писателя считали себя экзистенциалисты – А. Камю, Ж. П. Сартр, а также рус. эмигрант Лев Шестов. Новую волну интерпретаций Достоевского на Западе породила статья З. Фрейда «Достоевский и отцеубийство» (1928).

ДОСТОЕВСКИЙ

Фёдор Михайлович [30.10(11.11).1821, Москва, — 28.1(9.2).1881, Петербург], рус. писатель, мыслитель, публицист. Начав в 40-х гг. лит. путь в русле «натуральной школы» как преемник Гоголя и поклонник Белинского, Д. в то же время впитал в себя филос. масштабность романтизма и нашёл жизненное приложение обоим импульсам — социальному критицизму и максималистскому порыву — в деятельности радикально настроенного кружка петрашевцев, приверженцев утопического социализма Фурье. После ареста в1849, познав «опыт конца» во время инсценировки смертной казни, столкнувшись на каторге с иррациональной стихией преступного мира и ближе познакомившись с народно-религ. сознанием, Д. на исходе 50-х гг. испытал, по его собств. словам, «перерождение убеждений»: попрежнему остро воспринимая разлад в социальном и духовном бытии человека, не отказываясь от мечты о более гармоничном и счастливом жизнеустройстве, он видит теперь отправной пункт не во внеш. преобразовании социальной среды, а прежде всего во внутр. преображении личности. В 60-х гг., вернувшись в столицу и окунувшись в атмосферу пореформенной идеологич. полемики, Д. вместе с братом Михаилом в журн. «Время», а затем «Эпоха» развёртывает программу почвенничества, которое первоначально мыслилось как самостоят. позиция, сочетающая некоторые тенденции «Современника» и, с др. стороны, консервативной публицистики (см. Туниманов В. А., Творчество Д. 1854—1962, Л.,1980, гл. «Чернышевский и Д.»). Это была попытка примирить народ и интеллигенцию, религ. традицию и новоевроп. образованность, славянофильские и западнические начала, «петербургский» и допетровский периоды рус. истории во имя нравств. оздоровления и консолидации рус. общества на путях реформ. Тогда же Д.-художник ставит вопрос об антропологич. корнях социального зла, о самоценности личностной свободы и, с др. стороны, о необходимости этич. фундамента, без которого эта свобода вырождается в разрушит. и асоциальный произвол. В «Записках из подполья»(1864) Д. развивает эту аргументацию в полемике с детерминизмом революц. демократов, становясь с этого момента прямым идейным антагонистом Чернышевского, а в первом своём филос.-идеологич. романе «Преступление и наказание»(1866), как бы предугадывая имморализм ницшеанского «сверхчеловека», показывает внутр. неустранимость этич. начала, столь же неотъемлемого от человеч. личности, как и свобода воли. Здесь уже вырисовывается осн. круг духовных и умств. интересов Д.: «тайна человека», загадка красоты, смысл истории и связующий их религ.-нравств. идеал.

В последующих больших романах кон. 60-х — 1-й пол. 70-х гг. («Идиот», «Бесы», «Подросток») деморализующая социальная атмосфера, которую Д. определил для себя как вторжение «золотого мешка» в жизненный уклад и — на др. полюсе — как нигилистич. подрыв основ человеч. общежития, понуждает его выяснять путём «жестокого» эксперимента над героями те трагич. пределы, за которыми утрачивается человечность и зло уже оказывается необратимым. Он выводит деструктивное начало в человеке, имеющее последствием убийство и самоистребление, так же как социальную страсть к анархии и насилию, из феномена «метафизич. сиротства» личности посреди совр. европ. разобщённой цивилизации, лишённой корней «в мирах иных». В поисках спасит. средства Д. обращается к идеалу «положительно прекрасного человека», пытающегося личным примером перестроить отношения между людьми по принципу самоотдачи и прощения (князь Мышкин в «Идиоте»), и возлагает всё большие надежды на рус. народ в целом как на мессианского носителя высшей духовной истины, которая утрачена. Западом, и на патри-архальномонархич. устои (т. н. русская идея). На этих позициях позднего славянофильства, развиваемых во 2-й пол. 70-х гг., преим. в публицистич. «Дневнике писателя», и в значит. мере отличных от почвенничества 60-х гг., Д. отдаёт дань националистич. настроениям, даже с расчётом на принудит. гос. мощь. При этом он вступает в противоречие со своей утопией перерождения государства в свободную общность в лоне и по типу церкви (хотя совр. состояние рус. церк. институтов представлялось ему «параличом»). В итоговых размышлениях (роман «Братья Карамазовы», Пушкинская речь, 1879—80) Д. с полной ясностью противополагает не только богоборч. бунту, но и любому насильств. устроению человечества, хотя бы именем бога, путь добровольного служения людям, вдохновляемого идеальным образом «земного рая» (ср. «Сон смешного человека», 1877), а высшее нац. призвание России видит в христ. бескорыстном примирении народов. Этот свой обществ. идеал Д. называет «рус. социализмом», выдвигая его в противовес радикальным доктринам атеистич. социализма, памфлетно изображённого в «Бесах» в виде разрушит. политич. заговора.

В рамках собственно филос. традиции Д. — мыслитель экзистенциального склада, в эпоху «неверия и сомнения» заново решающий «последние вопросы», развивающий своеобразную диалектику «идеи» и «живой жизни». В центре его картины мира находится человек, ощущающий непреложность своего «Я есмь» перед лицом всей Вселенной; именно с этой т. зр. Д. развивает критику рационалистич. и позитивистских течений мысли. Вместе с тем Д. обосновывает личность через избираемую ею идею, принадлежащую надэмпирич. миру и т. о. создаёт идееносного героя, по ходу романич. сюжета сполна выявляющего жизнь и потенцию идеи как бытийной силы. На трактовке «идеи» у Д. отразилась гегельянская атмосфера России 40-х гг., однако это понятие имеет у него и более глубокий, платонич. корень. Онтологич. мощь идей проявляется также в ходе истории: «В конце концов, торжествуют не миллионы людей, не материальные силы..., не деньги, не меч, не могущество, а незаметная вначале мысль и часто какогонибудь по-видимому ничтожнейшего из людей» («Дневник писателя», 1876). «Горним жительством» человека («Братья Карамазовы») определяется и худож. принцип писателя — «реализм в высшем смысле»: за ближайшими факторами уклада и среды постичь последнюю правду о движущих силах человеч. личности. Д. как мыслитель и художник наложил печать на идейное развитие кон. 19—20 вв. В России он вместе с Вл. Соловьёвым дал толчок религ.-филос. движению нач. 20 в. (Д. С. Мережковский, Л. Шестов, Вяч, Иванов, Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков и др.). На Западе идеи Д. послужили одним из источников экзистенциализма, односторонне истолковавшего его концепцию человеч. свободы в духе моральной безосновности. {Поли. собр. г.оч. в 30 тт., т. 1—23 —, Л., 1972—80—. Голосовкер Я. Э., Д. и Кант, М.,1963; Бахтин М. М., Проблемы лоотики Д.,?., 19794;? и д л е н дер Г. М., Д. и мировая лит-pa, М.,1979; М о ч у л ь ский К. В., Д. Жизнь и творчество, Париж,1980; Кирпотин В. Я., Мир Д., М.,1980; Ф. М. Д. Библиография произведений Ф. М. Д. и литературы о нём. 1917—1965, М.,1968; L au t h R., Die Philosophie, Dostojewskis in systematischer Darstellung, Munch.,1950; Jackson R. L., Dostoevsky's quest for form. A study of his philosophy of art, New Haven, 1966.

P. А. Галъцева. И. Б. Роднянская.

ДОСТОЕВСКИЙ Федор Михайлович (1821-1881) - русский писатель, мыслитель-гуманист. Основные сочинения: «Бедные люди» (1845), «Записки из Мертвого дома» (1860), «Униженные и оскорбленные» (1861), «Идиот» (1868), «Бесы» (1872), «Дневник писателя» (1873), «Преступление и наказание» (1876), «Братья Карамазовы» (1880) и др. В основании творческого метода реализма Д. находилась неизбывная установка на поиск человека в человеке, убежденность в том, что человек - не «фортепианная клавиша», руководимая разнообразными возмущениями внешней среды, что исключительно в самом человеке, в его природе - местоположение его богоориентированной благородной внутренней эволюции, его наиважнейшей способности не только различать добро и зло, но и осуществлять активный осознанный выбор между ними. Человек, по Д., только сам отвечает за собственные поступки в любых, даже самых неблагоприятных условиях - совершенное преступление и соразмерное нравственное наказание всегда неразрывно связаны, неразделимы, и, нередко, ретроспективно неразличимы. У Д. переживающая адекватный себе крах личность - самим феноменом собственной гибели - обнажает сокровенную сущность окружающих вещей, явлений и событий, в том числе - и религиозно-мистического толка. Душа человеческая - фокус взаимодействий и взаимного борения велений ума, устремлений сердца, императивов людской мысли, догматов веры - переживает также и давление внешних обстоятельств. Результатом этого, согласно Д., выступают уникальные, чудовищные совпадения - роковые случайности - обусловливающие судьбы людей и ход событий. Понимание Д. природы и сущности человека в норме и патологии привело писателя к гениальным формулировкам сути социализма и «русской идеи». Роман «Бесы», заложивший устойчивую традицию романов-предостережений о горизонтах (не всегда позитивных) социального и индивидуального характера людей (продолженную позже антиутопиями Замятина, Хаксли и Оруэлла), с ужасающей точностью предвосхитил суть, нравственное измерение и человеческую цену событий 20 в. в России. Неизбежная «смута», ведущая к «безграничному деспотизму», «снятию ста миллионов голов», «обращению девяти десятых людей в рабство»; «полное послушание» и «безличность», основанные на «атеизме» и «шпионстве» - такую версию истории России предчувствовал Д. Соблазнам идеалов социализма, которые Д. характеризовал не иначе как «повсеместный грабеж», «мрак», «хаос» и «ужас» (беспредельно «грубые, слепые и бесчеловечные») - мыслитель противопоставил беспрецедентно-гуманистический и уникальный поведенческий идеал «русской идеи». Будучи неоднократно интерпретированной в самых разнообразных версиях, «русская идея» Д. сводима к максимам, придавшим индивидуально-личностное измерение формирующимся в те годы философским концепциям «богочеловечества» и «всеединства». Постулирование исключительно счастья человеческого мерилом и единственным критерием социального прогресса; убежденность в неоправданности общественных модернизаций, подминающих под себя цельность и добрые начала личности; установка «ходить за взрослыми людьми как за детьми»; отзывчивость к страданиям людей в качестве провозглашаемой желательной доминанты любой культуры; вера в постоянное «количество», взаимную «дополнительность» добра и зла в мире, следствием чего выступает единственная возможность делать добро из зла, поскольку иных источников добра в человеческой природе не существует - эти и другие положения сделали творчество Д. перманентно значимым фактором любых аксиологических и мировоззренческих поисков в 20 в.