«Неопозитивизм»

одно из основных направлений буржуазной философии 20 в. Н. возник и развивался как течение, претендующее на анализ и решение актуальных философско-методологических проблем, выдвинутых развитием современной науки, — роли знаково-символических средств научного мышления, отношения теоретического аппарата и эмпирического базиса науки, природы и функции математизации и формализации знания и пр. Однако Н. не дал и не мог дать действительного решения этих проблем ввиду несостоятельности своих исходных философских установок. В то же время некоторые представители Н. имеют определённые заслуги в разработке современной формальной логики, семиотики и специальных вопросов методологии науки.

Являясь современной формой Позитивизма,Н. разделяет исходные принципы последнего, отрицая возможность философии как теоретического познания, рассматривающего коренные проблемы миропонимания и выполняющего в системе знания особые функции, которые не осуществляются специально-научным знанием. Противопоставляя науку философии, Н. считает, что единственно возможным знанием является только специально-научное знание. Третируя классические проблемы философии как неправомерную «метафизику», Н. отрицает и постановку основного вопроса философии (См. Основной вопрос философии) об отношении материи и сознания и с этих позиций претендует на преодоление «метафизического», как он утверждает, противопоставления материализма и идеализма. В действительности же Н. продолжает в новых формах традиции субъективно-идеалистического эмпиризма и феноменализма, восходящие к философии Дж. Беркли и Д. Юма. Вместе с тем Н. является своеобразным этапом в эволюции позитивизма. Так, он сводит задачи философии не к суммированию или систематизации специально-научного знания, как это делал классический позитивизм 19 в., а к разработке методов анализа знания. В отличие от юмизма и позитивизма 19 в., ориентировавшихся в исследовании познавательных процессов на психологию, Н. делает предметом своего рассмотрения формы языка — научного, философского или повседневного — и пытается осуществлять анализ знания через возможности выражения его в языке. При этом, если для предшествовавшего позитивизма в качестве «непосредственно данного», выход за пределы которого оценивался в качестве неправомерной «метафизики», выступала сфера чувств и переживаний субъекта, то для Н. в качестве подобного предела выступают, в конечном счете, не феномены сознания, а формы языка. «Метафизика» рассматривается не просто как ложное учение, а как учение в принципе невозможное и лишённое смысла с точки зрения логических норм языка, причём источники её усматриваются в дезориентирующем воздействии языка на мысль. Всё это позволяет говорить о Н. как о своеобразной логико-лингвистической форме позитивизма, в которой сложные и актуальные проблемы современной логики и языкознания трактуются в духе субъективизма и Конвенционализма. Своё учение о философии как об анализе языка, свободном от какой-либо «метафизики», Н. считает «революцией в философии» и противопоставляет его всем остальным философским течениям — как традиционным, так и современным.

Впервые идеи Н. получили чёткое выражение в деятельности так называемого Венского кружка (См. Венский кружок), на основе которого сложилось течение логического позитивизма (См. Логический позитивизм). Именно здесь были сформулированы основные идеи неопозитивистской философии науки, завоевавшие в 1930—40-х гг. значительную популярность в кругах буржуазной научной интеллигенции — сведение философии к логическому анализу языка науки, принцип верификации (См. Верификация), предполагающий, что каждое научно осмысленное высказывание должно быть доступно эмпирической проверке, трактовка логики и математики как формальных преобразований в языке науки и т.п. С этих позиций критическому анализу подвергалась вся классическая философия.

Эти взгляды составили основу того идейного и научно-организационного единства Н., которое сложилось в 1930-х гг. и к которому, помимо логических позитивистов, примыкал ряд американских представителей философии науки (Ч. Моррис, П. Бриджмен, Маргенау и др.), львовско-варшавской школы в логике (А. Тарский, К. Айдукевич), упсальской школы в Швеции, мюнстерской логической группы в Германии и т.д. Однако уже в 1950-е гг. достаточно ясно обнаружилось, что «революция в философии», провозглашенная Н., не оправдывает надежд, возлагавшихся на неё буржуазными философами. Классические проблемы философии, преодоление и снятие которых обещал Н., воспроизводились в новой форме в ходе его собственной эволюции. С ослаблением влияния логического позитивизма сравнительно большой вес приобретает течение английских аналитиков (Лингвистическая философия), последователей Дж. Мура (а впоследствии и позднего Л. Витгенштейна), которые разделяют общую антиметафизическую направленность Н., а также его эмпиризм, но не придерживаются господствующей в Н. исключительной ориентации на философию науки и подвергают критике теорию верификации. Критика логического позитивизма в 1950—60-х гг. ведётся и сторонниками так называемого логического прагматизма в США (У. Куайн и др.), также обвиняющих логический позитивизм в чрезмерном сужении задач философии, сведении её только к логике науки. Одновременно с развитием этих кризисных явлений внутри самого Н. снижается и авторитет Н. в системе буржуазной философии и идеологии в целом. Уход от жизненно важных социальных и идеологических проблем, обосновываемый концепцией деидеологизации философии, чрезмерный академизм, абсолютизация логической и языковой проблематики вызывают падение популярности Н., сопровождаемое усилением влияния антипозитивистских течений в буржуазной философии (Экзистенциализм, философская антропология). Важную роль в развенчивании претензий Н. на роль современной философии науки сыграла критика его с позиций марксизма, основной вклад в которую был внесён советскими философами. Главная тенденция эволюции Н. в этих условиях состояла в попытках либерализации своей позиции, в отказе от широковещательных программ и измельчании проблематики. Само понятие Н. начиная с 1950-х годов всё больше вытесняется понятием аналитической философии (См. Аналитическая философия). В области философии в 1960—1970-х гг. развивается течение, которое, сохраняя определённую связь с общими установками Н., в то же время выступает против неопозитивистского понимания задач методологического анализа науки (Г. Кун, И. Лакатос, П. Фейера, С. Тулмин и др.). Сторонники этого течения, в частности, отвергают абсолютизацию методов логической формализации, подчёркивают, в противоположность Н., значение исследования истории науки для методологии науки, познавательную значимость «метафизики» в развитии науки и пр. Это течение частично находится под влиянием идей К. Поппера, который в ряде вопросов отходит от ортодоксального Н. Все эти явления свидетельствуют о глубоком идейном кризисе современного Н., по существу не являющегося уже целостным и последовательным философским направлением.

Лит.: Нарский И. С., Современный позитивизм, М., 1961; Хилл Т. И., Современные теории познания, пер. с англ., М., 1965, гл. 13 и 14: Швырев В. С., Неопозитивизм и проблемы эмпирического обоснования науки, М., 1966; Богомолов А. С., Англо-американская буржуазная философия эпохи империализма, М., 1964, гл. IX и X; Современная идеалистическая гносеология, М., 1968, раздел 1; Современная буржуазная философия, М., 1972, гл. 9; Козлова М. С., Философия и язык, М., 1972; Logical positivism, ed. A. Ayer, L., 1959; The legacy of logical positivism, ed. P. Achinstein and S. Barker, Bait., 1969; Criticism and the growth of knowledge, ed. 1. Lakatos and A. Musgrave, Camb., 1970.

В. С. Швырев.

1. не́опозитиви́зм;
2. не́опозитиви́змы;
3. не́опозитиви́зма;
4. не́опозитиви́змов;
5. не́опозитиви́зму;
6. не́опозитиви́змам;
7. не́опозитиви́зм;
8. не́опозитиви́змы;
9. не́опозитиви́змом;
10. не́опозитиви́змами;
11. не́опозитиви́зме;
12. не́опозитиви́змах.

НЕОПОЗИТИВИЗМ - одно из основных направлений философии 20 в., форма позитивизма. Основные идеи восходят к эмпиризму и феноменализму (Дж. Беркли, Д. Юм.). Отвергая возможность философии как теоретического познания мировоззренческих проблем, противопоставляет науку философии. Свою задачу видит в разработке метода логического или лингвистического анализа знания (или языка - научного, философского, обыденного). Идеи неопозитивизма получили выражение в деятельности Венского кружка, на основе которого сложился логический позитивизм. К неопозитивизму примыкал ряд представителей философии науки (Ч. Моррис, П. Бриджмен), упсальской школы в Швеции и др. В 1950-е гг. больший вес приобретает лингвистическая философия. Представители неопозитивизма сыграли значительную роль в развитии современной формальной логики, семиотики и логики науки.

НЕОПОЗИТИВИЗМ, одно из основных направлений философии 20 в., форма позитивизма. Основные идеи восходят к эмпиризму и феноменализму (Дж. Беркли, Д. Юм). Главная задача неопозитивизма - разработка методов логического или лингвистического анализа знания (или языка - научного, философского, обыденного). Идеи неопозитивизма получили выражение в деятельности Венского кружка, на основе которого сложился логический позитивизм. Основные представители Н.: Р. Карнап, О. Нейрат, Ф. Франк, Х. Рейхенбах (все - США). Неопозитивизм сыграл значительную роль в развитии современной логики, семиотики и философии науки. Смотри также Аналитическая философия.

НЕОПРАГМАТИЗМ

ретроспективная философская интерпретация прагматизма, концептуальное оформление которой (‘аналитический Н.’) традиционно связывается с творчеством Рорти. Переосмысливая историко-философский статус аналитической программы (см.АНАЛИТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ) в современной западной философии, Рорти отметил, что именно исторически обусловленные трансформации языка позволяют человеку с достаточной степенью эффективности взаимодействовать с окружающей действительностью. Поскольку любой отдельно взятый тип языка являет собой результат случайной фиксации некоторых характеристик конкретного исторического времени, постольку обычно в обществе параллельно сосуществуют различные типы дискурсов. По мысли Рорти, хотя ‘прагматизм’ — ‘слово туманное, неопределенное и перегруженное значениями’, было бы несправедливо полагать, что ‘все ценное из прагматизма было либо сохранено в аналитической философии, либо приспособлено к ее потребностям’. С точки зрения Рорти, одна из ведущих разновидностей аналитической программы — логический позитивизм — являла собой не что иное как версию эпистемологически ориентированного неокантианства. И аналитической, и ‘континентальной’ программам философской рефлексии присуща платоновская стратегия постулирования принципиально новых объектов для того, чтобы привилегированным предложениям было чему соответствовать вкупе с кантовской стратегией поиска внеисторических принципов, обусловливающих сущность знания, рациональности и морали. Но, в отличие от ‘аналитически ориентированного’ Пирса, — отмечает Рорти, — уверенного как в том, что ‘философия дает нам универсальный, всеохватывающий и не зависящий от истории контекст, в котором каждый род дискурсии имеет собственное место и ранг’, так и в том, что ‘эпистемология и семантика могут его /этот контекст — И.Б./ обнаружить’, Джемс и Дьюи стремились акцентированно преодолеть подобное идейное наследие Канта. Отличие же, с другой стороны, позиций Джемса и Дьюи от иных мыслителей, которые аналогичным образом отвергли этот кантовский тезис (в первую очередь, Ницше и Хайдеггер), заключается, по Рорти, в следующем: представители классического прагматизма (за рамки которого необходимо выводить Пирса) не совершали непростительной ошибки, состоявшей в противопоставлении себя научному сообществу светских интеллектуалов, для которых главным нравственным ориентиром было естествознание и которые осознали себя в таковом качестве еще в эпоху Просвещения. Согласно Рорти, ‘писания Джемса и Дьюи никогда не покидал дух социальной надежды... Джемс и Дьюи призывали сделать нашу новую цивилизацию свободной, отказавшись от понятия ‘оснований’ нашей культуры, нравственной жизни, политики, религиозных верований, от ‘философских основ’. Они настаивали на отказе от невротического картезианского поиска очевидности, который был, видимо, одним из следствий шока, вызванного новой галилеевской космологией, от поиска ‘вечных духовных ценностей’ — этакой реакции на Дарвина — и, наконец, от стремления академической философии создать трибунал чистого разума, — что как раз и было неокантианским ответом на гегелевский историцизм. Кантианский проект обоснования знания и культуры посредством включения этого знания в постоянную внеисторическую матрицу Джемс и Дьюи считали реакционным. Они считали идеализацию Кантом Ньютона, а Спенсером Дарвина такой же глупостью, как идеализация Платоном Пифагора или Фомой Аквинским — Аристотеля’. Как отмечал Рорти, в контексте исторических судеб прагматизма в 20 в. правомерно зафиксировать следующие его характеристики: 1) анти-эссенциалистский подход к понятиям ‘истина’, ‘знание’, ‘язык’, ‘мораль’ и т.п. По Джемсу, истинное суть то, что ‘хорошо в качестве мнения’, говорить об истине как о ‘соответствии реальности’ — бесполезно. Поиск сущности у истины — следствие той презумпции, что сущностью обладают знание или рациональность, или исследование, или отношения между мыслью и ее объектом. По мысли же Джемса, особой области сущностей нет, как не может быть особого целостного эпистемологического подхода, фундирующего исследование как таковое, — следовательно, в принципе некорректно использовать свое знание сущностей так, чтобы осуществлять критику точек зрения, которые полагаются ложными, и указывать направление движения к иным истинам. Словарь созерцания, наблюдения, теории перестает нам служить как раз тогда, когда приходится иметь дело именно с теорией, а не с наблюдением; с программированием, а не с вводом данных. Когда созерцающий разум, отделенный от чувственных впечатлений данного момента, принимает более широкую точку зрения, его деятельность связывается с решением того, что надо делать, а не с решением относительно того, какое именно представление точнее. 2) Тезис, согласно которому нет никакого эпистемологического различия между истиной о том, что должно быть, и истиной о том, что есть, нет метафизической разницы между фактами и ценностями, так же, как нет никакого методологического различия между моралью и наукой. Ошибочна сама эпистемологическая традиция, направленная к поиску сущностей науки и сводящая рациональность к правилам. В рамках прагматизма же принцип любого исследования (научного или морального) сводим к мысленному взвешиванию, касающемуся относительной значимости разнообразных конкретных альтернатив. Различение разума и желания, разума и склонности, разума и воли есть результат трактовки разума как специфического (особо просветленного) зрения; Дьюи именовал это ‘созерцательной (наблюдательной) теорией познания’. 3) Идея, в соответствии с которой не существует никаких ограничений (кроме коммуникативных отношений суть замечаний коллег-исследователей) в исследовании чего бы то ни было — нет глобальных принуждений, фундированных природой объектов как таковых, самих по себе, или природой языка и разума. Предположение о том, что точка зрения, преодолевшая все возможные на наличный момент возражения, тем не менее способна оказаться ложной, — в принципе бессмысленно (Пирс). Ибо не существует метода, позволяющего узнать, когда достигается сама истина, а когда она всего лишь ближе к нам, нежели прежде. Признание случайной природы исходных пунктов рассуждений исследователя лишает людей ‘метафизического комфорта’ (Ницше), но при этом ставит их в зависимость от ‘наших собратьев, как единственных источников, которыми мы руководствуемся’ (Рорти). Судьбоносное отличие (нео)прагматизма от представителей ‘Великого метафизического Отказа’ (Ницше, Хайдеггер и др.) в истории философии, по убеждению Рорти, и заключается в том, что ‘наше самоотождествление с нашим сообществом — с нашим обществом, с нашей политической традицией, с нашим интеллектуальным наследием — становится интенсивнее, когда мы рассматриваем это сообщество скорее как наше, чем как природное, скорее как сотворенное, чем как преднайденное, как одно среди многих, которое люди могут создать... речь идет о нашей лояльности по отношению к другим человеческим существам, выступающим вместе против тьмы, а не о нашей надежде на правильное постижение вещей’. (При этом Рорти призывает жестко различать прагматизм как установку по отношению к философским теориям и прагматизм как установку по отношению к реальным теориям: метафилософский релятивизм Джемса и Дьюи, совершенно справедливо убежденных в том, что нет никакого ‘извнеположенного’ способа осуществить выбор между несопоставимыми философскими теориями типа платоновской или кантианской, отнюдь не соотносим с ‘релятивизмом’ как ‘таким взглядом на вещи, при котором всякое убеждение в чем-либо — или даже в чем угодно — столь же приемлемо, как и всякое другое’.) Одновременно, по мысли Рорти, в известном смысле открытой остается проблема внешне иррационалистического посыла философского прагматизма: ‘мы находимся в привилегированном положении просто благодаря тому, что мы — это мы... Что, если ‘мы’ здесь — это Оруэллово государство? Когда тираны используют ленинский леденящий душу смысл термина ‘объективный’ для того, чтобы представить свое вранье как ‘объективную истину’, что помешает им цитировать Пирса в защиту Ленина’ /см.: вышеотмеченная идея Пирса о ‘точке зрения, преодолевшей все возражения’ — И.Б./. Безусловно, тезис об истине как результате общения приложим лишь к ‘неизвращенным’ (Хабермас) условиям такового общения. Критерием же подобной ‘неизвращенности’, по мысли Рорти — М.Уильямса, может выступать лишь употребление ‘наших’ критериев значимости: ‘если мы суть те, кто читает и осмысливает Платона, Ньютона, Канта, Маркса, Дарвина, Фрейда, Дьюи и т.д.’. Как подчеркивает Рорти, ‘мильтоновская ‘свободная и открытая встреча’, в которой истина должна восторжествовать, сама должна быть описана скорее в терминах примеров, чем принципов — она похожа больше на базарную площадь в Афинах, чем на заседание кабинета Соединенного Королевства, больше на двадцатый, чем на двенадцатый век... Прагматик должен поостеречься повторять за Пирсом, что истине суждена победа. Он не должен говорить даже, что истина победит. Все, что он может, — это сказать вместе с Гегелем, что истина и справедливость находятся в русле последовательных стадий европейской мысли’. Джемс подчеркивал: ‘Если бы жизнь не была настоящей борьбой, успех которой состоит в том, что нечто постоянно приобретается для мира, она была бы не лучше, чем игра в любительском спектакле, с которого, по крайней мере, всегда можно уйти... жизнь ‘ощущается’ как борьба’. В контексте печально знаменитого трагизмом собственных последствий тезиса Маркса о том, что задача состоит в том, чтобы не столько объяснять, сколько изменить мир, особо изысканным видится идея Рорти, согласно которой ‘мы можем чтить Джеймса и Дьюи за то, что смогли дать нам лишь очень немногие философы — за намек /выделено мною — И.Б./ на то, как мы можем изменить нашу жизнь’. Именно геополитическая активность англо-американского блока в 20 в. позволила предотвратить планетарное торжество тоталитаризма /ср. с ‘парадигмальным атлантизмом’ Рорти — И.Б./.

НЕОПОЗИТИВИЗМ

или логический позитивизм (логический эмпиризм) — одно из основных направлений философии 20 в., соединяющее основные установки позитивистской философии с широким использованием технического аппарата математической логики. Основные идеи Н. были сформулированы членами Венского кружка в сер. 1920-х гг. Эти идеи нашли поддержку у представителей львовско-варшавской школы, Берлинской группы философов, у ряда амер. представителей философии науки. После прихода к власти в Германии фашистов большая часть представителей Н. эмигрировала в Англию и США, что способствовало распространению их взглядов в этих странах.

В математической логике неопозитивисты увидели тот инструмент, который должен был послужить критике традиционной философии и обоснованию новой филос. концепции. При создании последней они отталкивались от идей, высказанных Л. Витгенштейном в его «Логико-философском трактате». Витгенштейн полагал, что мир устроен так же, как язык классической математической логики. Согласно его представлениям, «мир есть совокупность фактов, а не вещей». Действительность распадается на отдельные «атомарные» факты, которые могут объединяться в более сложные, «молекулярные» факты. Атомарные факты независимы один от другого: «Любой факт может иметь место или не иметь места, а все остальное останется тем же самым». Атомарные факты никак не связаны друг с другом, поэтому в мире нет никаких закономерных связей: «Вера в причинную связь есть предрассудок». Поскольку действительность представляет собой лишь различные комбинации элементов одного уровня — фактов, постольку и наука должна быть не более чем комбинацией предложений, отображающих факты и их различные сочетания. Все, что претендует на выход за пределы этого «одномерного» мира фактов, все, что апеллирует к связям фактов или к глубинным сущностям, должно быть изгнано из науки. Нетрудно увидеть, что в языке науки имеется много предложений, которые очевидно не отображают фактов. Но это свидетельствует лишь о том, что в научном и тем более в повседневном языке много бессмысленных предложений. Для выявления и отбрасывания таких бессмысленных предложений требуется логический анализ языка науки. Именно это должно стать главной задачей философов.

Идеи Витгенштейна были переработаны и развиты членами Венского кружка, гносеологическая концепция которых опиралась на следующие принципы.

1. Всякое знание есть знание о том, что дано человеку в чувственном восприятии. Атомарные факты Витгенштейна неопозитивисты заменили чувственными переживаниями субъекта и комбинациями этих чувственных переживаний. Как и атомарные факты, отдельные чувственные впечатления не связаны между собой. У Витгенштейна мир есть калейдоскоп фактов, у неопозитивистов мир оказывается калейдоскопом чувственных впечатлений. Вне чувственных впечатлений нет никакой реальности, во всяком случае, мы ничего не можем сказать о ней. Т.о., всякое знание может относиться только к чувственным впечатлениям. Опираясь на эту идею, неопозитивисты выдвинули принцип верифицируемости: всякое подлинно научное и осмысленное предложение должно быть сводимо к предложениям, выражающим чувственно данное; если некоторое предложение нельзя свести к высказываниям о чувственно данном, то оно лежит вне науки и бессмысленно.

2. То, что дано нам в чувственном восприятии, мы можем знать с абсолютной достоверностью. Структура предложения у Витгенштейна совпадала со структурой факта, поэтому истинное предложение было у него абсолютно истинно, т.к. оно не только верно описывало некоторое положение дел, но в своей структуре «показывало» структуру этого положения дел. Поэтому истинное предложение не могло быть ни изменено, ни отброшено. Неопозитивисты заменили атомарные предложения Витгенштейна «протокольными» предложениями, выражающими чувственные переживания субъекта. Истинность протокольного предложения, выражающего то или иное переживание, также является несомненной для субъекта. Совокупность протокольных предложений образует твердый базис науки, а сведение всех остальных научных предложений к протокольным служит гарантией несомненной истинности всего научного знания.

3. Все функции знания сводятся к описанию. Если мир представляет собой комбинацию чувственных впечатлений и знание может относиться только к чувственным впечатлениям, то оно сводится лишь к фиксации этих впечатлений. Объяснение и предсказание исчезают. Объяснить чувственное переживание можно было бы, только апеллируя к его источнику — внешнему миру. Неопозитивисты отказались говорить о внешнем мире, следовательно, отказались от объяснения. Предсказание должно опираться на существенные связи явлений, на знание причин, управляющих их возникновением и исчезновением. Неопозитивисты отвергли существование таких связей и причин. Т.о., как и у О. Конта или Э. Маха, здесь тоже остается только описание явлений, ответ на вопрос «как», а не «почему».

Из этих основных принципов гносеологии Н. вытекают некоторые др. его особенности. Сюда относится, прежде всего, отрицание традиционной философии, которая всегда стремилась сказать что-то о том, что лежит за ощущениями, стремилась вырваться из узкого круга субъективных переживаний. Неопозитивист либо отрицает существование мира вне чувственных переживаний, либо считает, что о нем ничего нельзя сказать. В обоих случаях философия оказывается ненужной. Единственное, в чем она может быть хоть сколько-нибудь полезна, так это в анализе научных предложений и в разработке способов их сведения к протокольным предложениям. Поэтому философия отождествляется с логическим анализом языка. С отрицанием традиционной философии тесно связана терпимость Н. к религии. Если все разговоры о том, что представляет собой мир, объявлены бессмысленными, а вы, тем не менее, хотите говорить об этом, то безразлично, считаете вы мир идеальным или материальным, видите в нем воплощение воли Бога или населяете его демонами — все это в равной мере не имеет к науке никакого отношения, а является сугубо личным делом каждого.

Еще одной характерной особенностью Н. является отрицание им какого бы то ни было развития в мире. Если мир представляет собой совокупность чувственных переживаний или лишенных связей фактов, то в нем не может быть развития, ибо развитие предполагает взаимосвязь и взаимодействие фактов, а это как раз и отвергается. Все изменения, происходящие в мире, сводятся к перекомбинациям фактов или ощущений, причем это не означает, что одна комбинация порождает другую: имеет место лишь последовательность комбинаций во времени, но не их причинное взаимодействие. Дело обстоит так же, как в игрушечном калейдоскопе: встряхнули трубочку — стеклышки образовали один узор; встряхнули еще раз — появился новый узор, но одна картинка не порождает другую и не связана с ней. Столь же плоским оказывается и представление о развитии познания. Мы описываем факты, их комбинации и последовательности комбинаций; мы накапливаем эти описания, изобретаем новые способы записи и... этим все и ограничивается. Знание, т.е. описание фактов, постоянно растет, ничего не теряется, нет ни потрясений, ни потерь, ни революций. Такое представление о развитии знания получило название «наивно-кумулятивной модели» развития науки.

Невозможность осуществить сведение научного знания к протокольным предложениям, сравнение неопозитивистской модели развития науки с реальной историей научного познания выявили ошибочность основоположений Н. Внутренние проблемы и трудности, возникшие при разработке неопозитивистской концепции, оказались непреодолимыми, и к нач. 1960-х гг. Н. растерял всех своих сторонников. В наследство последующей философии он оставил стремление к ясности, точности, обоснованности филос. положений и отвращение к туманным рассуждениям, лишенным к.-л. основания (см. ПОЗИТИВИЗМ ), (см. ПРОТОКОЛЬНЫЕ ПРЕДЛОЖЕНИЯ ).

НЕОПОЗИТИВИЗМ - см. ПОЗИТИВИЗМ.

неопозитиви́зм

одно из основных направлений философии XX в., форма позитивизма. Основные идеи восходят к эмпиризму и феноменализму (Дж. Беркли, Д. Юм). Отвергая возможность философии как теоретического познания мировоззренческих проблем, противопоставляет науку философии. Свою задачу видит в разработке метода логического или лингвистического анализа знания (или языка — научного, философского, обыденного). Идеи неопозитивизма получили выражение в деятельности Венского кружка, на основе которого сложился логический позитивизм. К неопозитивизму примыкал ряд представителей философии науки (Ч. Моррис, П. Бриджмен), упсальской школы в Швеции и др. В середине XX в. больший вес приобретала лингвистическая философия. Представители неопозитивизма сыграли значительную роль в развитии современной формальной логики, семиотики и логики науки.

* * *

НЕОПОЗИТИВИ́ЗМ, одно из основных направлений философии 20 в., форма позитивизма. Основные идеи восходят к эмпиризму и феноменализму (Дж. Беркли, Д. Юм.). Отвергая возможность философии как теоретического познания мировоззренческих проблем, противопоставляет науку философии. Свою задачу видит в разработке метода логического или лингвистического анализа знания (или языка — научного, философского, обыденного). Идеи неопозитивизма получили выражение в деятельности Венского кружка(см. ВЕНСКИЙ КРУЖОК), на основе которого сложился логический позитивизм(см. ЛОГИЧЕСКИЙ ПОЗИТИВИЗМ). К неопозитивизму примыкал ряд представителей философии науки (Ч. Моррис, П. Бриджмен), упсальской школы в Швеции и др. В 1950-е гг. больший вес приобретает лингвистическая философия. Представители неопозитивизма сыграли значительную роль в развитии современной формальной логики, семиотики и логики науки.

субъективно-идеалистич. направление бурж. философии 20 в., совр. форма позитивизма. Согласно Н., философия должна заниматься лишь анализом "языка науки", логикой науч. познания. В применении к истории это означает, что Н. не занимается исследованием динамики и структуры самого ист. процесса, а ограничивается логико-методологич. проблемами истории как науки.

Возникший в 20 - нач. 30-х гг. т. н. Венский кружок Н. (M. Шлик, О. Нейрат, Р. Карнап и др.) поставил своей задачей создание единой "унифицированной науки", включающей как естеств., так и обществ. науки; единств. целью науки было провозглашено описание "непосредственно данного" в опыте субъекта, а единственно удобной языковой формой науки - та ее форма, к-рую имеет совр. физика ("физикализм"). Средством проверки (верификации) предположений науки считалось сопоставление этих предположений с непосредственным чувственным переживанием субъекта. Но поскольку история основывается почти исключительно на косвенном опыте, это направление Н. вообще не считало ист. науку наукой.

В дальнейшем другие направления Н. отказались от нек-рых крайних положений Венского кружка, в частности в отношении ист. науки, и проблемы методологии истории заняли видное место в работах философов-неопозитивистов. В 40-х гг. была предпринята попытка сконструировать логич. схему ист. объяснения. Она была разработана параллельно англ. философом К. Поппером и амер. философом К. Гемпелем (К. R. Popper, The open society and its enemies, v. 1-2, 3 ed., L., 1957; его же, The poverty of historicism, L., 1957; C. G. Hempel, The function of general laws in history, в кн.: Theories of history, Glencoe, 1959) и получила назв. теории "охватывающего закона", или схемы Поппера - Гемпеля. Согласно этой схеме, в каждом причинном объяснении (как в естеств., так и в обществ. науках) обязательно имеется 2 элемента: некий универсальный закон и описание специфич. условий протекания данного процесса; отсюда всякое науч. объяснение предполагает, что: 1) объясняемое событие должно быть включено в группу однородных с ним событий и 2) оно должно быть соотнесено с каким-то общим законом, показывающим постоянную связь этой группы событий с другими группами событий, к-рые являются условиями совершения первых. Но поскольку в истории, утверждают авторы схемы, исследователь чаще всего имеет дело не со строгими науч. законами, а с эмпирич. обобщениями, свидетельствующими лишь о вероятности (а не о необходимости) процесса, к тому же заимствованными из обыденного сознания, ист. наука может давать не строгое объяснение в смысле возможности вывести событие из универсальных законов, а лишь нек-рое приближение, "объяснительный скетч". Различные "интерпретации" истории не могут, по мнению Поппера, превратиться в строго научные теории.

Теория "охватывающего закона" скоро подверглась критике, в т. ч. с логич. точки зрения. Англ. философ П. Гардинер, в целом принимая дедуктивную схему Поппера - Гемпеля, наряду с причинным объяснением через "охватывающий закон", признал правомерность "субъективного" объяснения через осознанный мотив, "реабилитировав" тем самым традиционную повествоват. историю (P. Gardiner, The nature of historical explanation, L., 1952). Канадский философ У. Дрей вообще отбросил схему "охватывающего закона", считая типичными формами ист. объяснения традици- онное "индивидуализирующее объяснение" и "понимание" (W. Dray, Laws and explanation in history, Oxf., 1957).

Исследования по логике ист. объяснения, начатые H. (сейчас ими занимаются представители и других филос. направлений), представляют значит. науч. интерес, способствуя выяснению специфики ист. науки, анализу ее логич. аппарата. Однако свойственный Н. отрыв логики ист. объяснения от общей филос.-ист. концепции ученого суживает возможности такого исследования (историк, к-рый считает обществ. развитие делом рук "великих людей", объясняет ист. события не так, как это делает, напр., сторонник географич. детерминизма и т. д.), а отказ от формулирования теоретич. логики ист. исследования и ограничение задач философии анализом объяснит. методов к.-л. отдельного историка по существу приводит к тому, что за норму выдаются объяснит. методы идеалистич. историографии (напр., Дрей опирается на опыт Дж. Тревельяна, из его исследоват. метода выводя общие нормы ист. логики). Главное же, что подрывает ценность исследований неопозитивистов по логике ист. объяснения,- это субъективно-идеалистич. толкование ими самих филос. категорий, лежащих в основе такого объяснения (категорий закона, причинности и др.).

Лит.: Кон И. С., Неопозитивизм и вопросы логики ист. науки, "ВИ", 1963, No 9; его же, Позитивизм в социологии. Ист. очерк, Л., 1964; Нарский И. С., Очерки по истории позитивизма, М., 1960; его же, Совр. позитивизм. Критич. очерк, М., 1961.

И. С. Кон. Ленинград.

- англ.пеорох-itivism; нем. Neopositivismus. Одна из главных философско-соци-ол. ориентации XX в., опирающаяся на принципы логического позитивизма. Н. характеризуется рассмотрением: соц. явлений на основе законов, общих для природной и соц.-истор. реальности (натурализм); использованием методов естествознания в соц. исследовании (сциентизм); свободой от ценностных суждений (методол. объективизм); операциональным определением понятий (операционализм); исследованием субъективных факторов через поведение (бихевиоризм); стремлением к количественному описанию соц. явлений (квантификация).

- нем. Neopositivismus. Одна из главных философско-соци-ол. ориентации XX в., опирающаяся на принципы логического позитивизма. Н. характеризуется рассмотрением: соц. явлений на основе законов, общих для природной и соц.-истор. реальности (натурализм); использованием методов естествознания в соц. исследовании (сциентизм); свободой от ценностных суждений (методол. объективизм); операциональным определением понятий (операционализм); исследованием субъективных факторов через поведение (бихевиоризм); стремлением к количественному описанию соц. явлений (квантификация).